Анастасия Шмидт - Рисую буквами. История Жанны и её необыкновенной семьи

Пришло время рассказать вам о ней, о моей героине и соавторе книги. Жанну сложно описать. Красивая? Не для всех. Добрая? Не уверена. Трудолюбивая и заботливая? Отчасти да, когда хотела такой быть. Пожалуй, больше всего ей подходит характеристика «противоречивая». Женщина-драма, женщина-ребёнок. Амбициозная – и в то же время тревожная, отважная и хрупкая. Она могла быть жёсткой и отчаянной – а могла заплакать от умиления. Она умела удивлять и удивляться. Она умела видеть и слушать, не формально и поверхностно, но искренне, со страстью. Она умела говорить о круассанах так, что ты непременно начинал их вспоминать, и ценить, и хотеть – в моменте, здесь и сейчас. Жанна была ценителем момента.

Высокая, стройная, с чуть сутулой манерой нести себя. Во всём её образе отпечатались хрупкость и какой-то надлом. Большие навыкате глаза с длинными ресницами имели всегда немного грустное выражение, даже когда она улыбалась. Уголки чётко очерченных губ тоже смотрели немного вниз, добавляя образу меланхоличности. Она редко улыбалась, стесняясь показать свой чуть искривлённый передний зуб. Но эта её нежная и кокетливая улыбка, как картинка, нарисованная влюблённым художником, запомнилась близким и родным и осталась в памяти. Я помню её руки. У Жанны были очень красивые руки, тонкие запястья с длинными пальцами. Эти руки хотелось держать в своих. Ты думал, что её нужно защищать, и оберегать, и помогать ей, но на самом деле эти руки держали тебя и вели туда, куда ты сам боишься идти. Многие хотели держаться за эти руки.

Жанна Штыбен

Меня восхищала в Жанне тяга к творчеству. Хотя в её окружении заниматься творчеством признавалось, скорее, недостатком, приравнивалось к тунеядству и праздности. Но, несмотря на равнодушие или даже неодобрение, она продолжала писать. Жанна творила словами – «рисовала буквами», как она сама об этом говорила. Сочиняла истории, тексты и стихи с самого детства. В стол и для себя. В юности она не помышляла о том, чтобы сделать это профессией. Большую часть своего жизненного пути она обесценивала, скрывала свой талант, стеснялась быть писателем. Но страсть к писательству не уходила ни с юностью, ни с гормонами, ни под гнётом быта и повседневной рутины. Наоборот, это была её очень искренняя и интимная сторона жизни. Близкие люди знали о том, что она «что-то пишет», но Жанна редко показывала свои работы и не любила разговоров о своём хобби. Но писательство «липло» к ней, появлялись люди, проекты, поддержка. Жанна всё больше раскрывала писательское мастерство для себя. Она любила короткие тексты и пропагандировала идею о том, что в эпоху интернета и социальных сетей каждый человек может использовать свои виртуальные страницы как площадку для реализации творческого потенциала. Она писала сама и развивала этот потенциал в других. Её тексты цепляли, бесили, смешили, бодрили, но редко оставляли равнодушным.

Книга была её большой, но несмелой и как будто недоформулированной мечтой. Идеи приходили и уходили, наслаивались друг на друга. Жанна начинала и бросала. Начинала и бросала. Она не успела разобраться, не успела закончить. Остались тексты, наработки и её мысли, которые сберегли друзья и родные. Поэтому в этой книге я попыталась сберечь её историю и её тексты в память о ней – для тех, кто её знал и любил, – и для тех, кто не успел узнать.

Коллеги Жанны, с которыми она вместе участвовала в формировании сообщества писателей-любителей «Шторм», собрали все тексты Жанны, написанные в рамках проекта за три года, с 2018-го по 2020-й. Тексты были собраны в хронологическом порядке, каждый из них – это отдельный сюжет или раскрытая тема. Я прочитала их все: часть текстов мне была знакома по Жанниным соцсетям, часть я видела впервые. Когда я придумала структуру настоящей книги, я распределила все тексты Жанны по соответствующим главам, каждая из которых озаглавлена моими любимыми цитатами Жанны, наиболее подходящими к теме главы. Мой выбор и распределение текстов субъективны, ценность же текстов сестры бесспорна. Её тексты, светлые, трогательные и смелые, дают надежду. На мой взгляд, они лучшее, что есть в этой книге. Но у этой книги два автора: я и моя сестра. Каждая из нас стала частью этой истории. Эта книга как будто разрушает всякие ограничения, накладываемые временем, государственными границами и социальными рамками.

Эта книга – ещё одна наша встреча. Моя попытка сказать «Люблю» сестре и её попытка ещё раз сказать «Люблю» всему миру. Каждый из людей, кто участвовал в создании этой книги, наполнил историю Жанны своей энергией, и сама история как будто стала много больше, чем одна маленькая человеческая трагедия. Как будто снова появилась жизнь там, где судьба приложилась могильным камнем. Как будто в каждом из нас теперь живёт частичка её энергии, и теперь она уже часть наших личностей и этого бесконечного колеса жизней.

У Жанны не осталось времени, её жизненный путь трагически прервался, и только когда-то записанные ею слова и тишина напоминают миру о ней. Но как музыку делают прекрасной не только звуки, но и паузы, так и в тишине может быть больше смысла, чем в бесконечном шуме.

Когда день опустит занавес, я приду к тебе, спрячусь в объятиях и буду молчать.

Иногда молчание громче слов, которые хаотично вырываются наружу. Они пытаются достичь своей цели, но им сложно пробить стены душ. А молчание незаметно проникает и медленно бежит по дорожкам, которые ведут к самому сердцу.

Странно, да? То, чего люди боятся, быстрее всего попадает в сердце и оставляет там свой след.

Жанна, последний пост

Жанна Штыбен родилась 14 мая 1982 года в России, в Алтайском крае, в Немецком национальном районе, в деревне Николаевка. Николаевка была образцовой деревней. Я проводила там почти каждое лето на протяжении десяти лет. Родители привозили меня к тёте Кате и оставляли погостить на месяц или больше. Помню, что всегда поражалась, какими чистыми и нарядными были немецкие деревни. Едешь-едешь из Новосибирска семь часов, проезжаешь русские деревни: покосившиеся заборы, прижимистые домики, грустные старушки со сморщенными, как урюк, лицами, нехитрая деревенская снедь на продажу – рыба, картошка, грибы, яблоки, в зависимости от сезона и месяца. В непростые девяностые годы русские деревни казались ветхими, печальными и недобрыми. Заезжая в Николаевку, я удивлялась и радовалась. Яркие дома, утопающие в зелени, узорчатые разноцветные заборы, а траву перед широкими придомовыми участками можно было даже обозвать буржуйским газоном. И чистота. Мой отец шутил, что это природная немецкая щепетильность и страсть к порядку.