Анастасия Шмидт - Рисую буквами. История Жанны и её необыкновенной семьи

Я подошла к высоченной ёлке, метров сорок, дыхание сбивалось от красоты. Даже шум новогодней ярмарки и разговоры людей не отвлекали. Мне захотелось подойти ближе, я не заметила ступеньки и полетела вниз. Резкую боль выключила темнота. Не знаю, сколько прошло времени, но сознание начало потихоньку возвращаться ко мне. А я где нахожусь?

Вокруг всё было по-другому. Странные люди проходили мимо. Костюмированная вечеринка, что ли? Я схватила за рукав проходящую женщину:

– Простите, какое сегодня число?

– Двадцать девятое декабря.

– А год?

Женщина удивлённо посмотрела на меня:

– На дворе 1429 год, с вами всё в порядке?

«Я попала в прошлое. Зачем? Кто я тут?» – мозг пытался анализировать происходящее. Внезапно в моём сознании всплыли слова странной женщины, которую я встретила в толпе, пробираясь на ярмарку. Она неожиданно схватила за руку и сказала: «Если хочешь вернуться домой, то нужно дать правильный совет».

– Жанна, вот вы где. А мы уже обыскались.

– Вы кто?

– Я? Ален Шартье. С вами всё в порядке?

– Да, всё хорошо, я упала и ударилась головой. Не совсем ещё пришла в себя.

«Ален Шартье – секретарь королей Карла VI и Карла VII, какое отношение я к ним имею? Неужели я Жанна д’Арк?»

– Завтра вы отправляетесь в Пуатье.

– Зачем?

– Ну как же? Вас ждёт ещё одна проверка.

«Точно, Жанна д’Арк подвергалась всяким проверкам. Если меня отправляют в Пуатье, значит король уже поверил, что я послана Небом для освобождения страны, и это последнее препятствие. Поэтому его секретарь так заботлив и вежлив».

Допрос я прошла блестяще. Гонцы, которых отправили искать компромат на меня, вернулись ни с чем, в результате я стала главнокомандующей войсками. Меня отправляют воевать, защищать и командовать. А как же ёлка, Новый год и чудеса?

– Ваши доспехи готовы, завтра мы выдвигаемся в сборный пункт, который находится в Блуа. Начальником штаба назначен принц Алансонский. Вы уже знакомы.

«У меня будет свой принц? Алансонский – красивая фамилия. „Жанна Алансонская“… Звучит».

– Отправляйтесь спать, завтра нас ждёт долгая дорога.

«Личный секретарь – такое себе удовольствие, ходит за тобой, бу-бу-бу, кря-кря-кря, ужас».

Но я послушалась совета и отправилась в постель. Вот только резкий стук в окно не дал посмотреть сны.

– Любимая, открой.

– Ты кто?

– Я же твой принц.

– Алансонский? У нас с тобой любовь, что ли?

– Да, дорогая, я люблю тебя больше жизни.

– Госпадя, а я тебя?

– И ты говорила, что любишь.

– Я трезвая была?

– Милая, я тебя не понимаю.

Мне пришлось выслушать своего личного принца, который говорил умные вещи и отличался благородством. Наше знакомство продолжилось в сражениях…

Мы проникли в Орлеан и одержали первую победу, захватив бастион Сен-Лу. Одна победа за другой вынудили англичан снять осаду с города. Моё войско выполнило задачу, которую другие французские военачальники считали невыполнимой.

Алансонский всегда был рядом, прикрывал, рисковал жизнью ради меня. С каждым боем он становился ближе. Днём мы обретали общие цели и шли к ним. А ночью были обычными влюблёнными, которые просто наслаждаются счастьем, без времени и места. Я не знала, как могла раньше жить без него. Мой принц. Мой герой. Но передо мной стоял выбор. Либо рассказать, как дальше побеждать, чтобы не попасть всем в плен, либо начать проигрывать. И дождаться, пока сожгут на костре. Если дать совет, то сразу вернусь домой, я уже поняла слова той странной женщины. Если не дать, то останусь с Алансонским, но почти все погибнут.

Меня мучили сомнения, я чувствовала боль только от одной мысли, что никогда больше не смогу быть рядом со своим принцем. Но чётко понимала: не имею права быть счастливой, рискуя жизнями других. Поэтому собрала всех и расписала план победы. Их победы, не моей. Смотрела на своего принца и прощалась, выдавливая из себя слова. Мне хотелось подойти, раствориться в нём, спрятаться и остаться навсегда. Я закончила речь, глубоко вздохнула и прикрыла глаза…

Открыв их, увидела самую большую ёлку Европы. Шум новогодней ярмарки и моё смятение распространились повсюду. Я лежала на холодном асфальте, вставать не хотелось. Небо было таким тяжёлым и страшным.

– Девушка, с вами всё в порядке?

Мой взгляд сфокусировался на парне, и меня как будто током ударило. Я ошарашенно подскочила:

– Алансонский?!

Удивление зажглось в его глазах:

– Откуда вы знаете мою фамилию? Мы знакомы?

– Скажи, а Жанну д’Арк сожгли на костре?

Парень звонко рассмеялся. Мой принц.

– Что вы, эта легендарная девушка одержала столько побед и прожила долгую жизнь.

– А мы с тобой?

– Простите?

– Прощаю, чего смотришь так? Пойдём «проживать».

В детстве всё воспринимается по-другому. Многие сложные вещи принимаются детьми слишком просто, а простые, наоборот, с жуткими страданиями.

Я думаю, что у каждого из нас был поступок, из-за которого пришлось испытать сильные эмоции: панику, стыд, страх, – а теперь вспоминаем – и смешно.

Тогда же казалось, что всё, мир рухнул. Вот прям на глазах. Был – и нет его. Остался только мрак. Или карм.

Мне было лет девять, когда я из школы принесла двойку. Не грибы из леса, не шишки. Хотя как посмотреть – первая больная шишка, наверно.

Я тащила её домой, как будто она весила килограмм двадцать. Мне казалось, что все прохожие знают про мой груз, я прятала глаза от стыда. Сердце прыгало, словно зайчик на поляне. Мне хотелось быстрее прийти домой, чтобы поругали, поэтому я с порога крикнула:

– Мам, я двойку сегодня получила!

Мама тут же прибежала на крик, я нетерпеливо ждала час расплаты.

– Ты поэтому бледная такая? Ну получила и получила. Ничего страшного, исправишь.

– Что?! Ты не поняла: я получила двойку!

Мама улыбнулась, хотела обнять, а я убежала в свою комнату и начала реветь. Хотя не медведь совсем. Но ревела дико, взахлёб, до икоты.

Пока папа не вернулся домой с работы.

– Доча, двойка – это очень плохо. Как так получилось вообще?

– Понимаешь, пап, я думала, что тему поняла, а оказывается, нет.

– Теперь придётся учить и исправлять.

– Пап, ты улыбаешься, что ли?

– Я? Нет. Дочь домой двойку принесла – смешного мало.

Я перебралась к нему на колени.

– Пап, я исправлю, ты не переживай только.

– Я верю. А вообще ты знаешь, какая у меня?

– Какая?

– Самая умная на свете. Только не плачь больше.

– Не буду. Пойду учить.

Думаешь, я улыбнулась тогда? Нет, строгое лицо немедведя пошло грызть гранит науки. Важные дела, знаешь ли.

А этот критик внутренний живёт во мне до сих пор. Ругается там, шипит, стыдит, приходится с ним договариваться и становиться лучше. Даже страшно иногда: усну нормальной – а проснусь идеальной. И кому я потом нужна буду такая?