Виктория Бёрнс - Добрые сказки СториВилля

Рядом с девочкой сочувственно вздыхала шестилетняя Агнесса. Соседский мальчик Павлик виновато переминался с ноги на ногу, но поделать тоже ничего не мог: было бы лето – он бы, конечно, тут же бросился на помощь, но сейчас, в октябре…

– Тише, Танечка, не плачь. Не утонет в речке мяч, – тихонько продекламировала Тане сестра. – Помнишь, вчера мама читала?

Танечка ещё раз всхлипнула, бросила полный надежды взгляд на пруд, и опять залилась слезами.

А мяч всё глубже погружался в стылую воду, пока наконец не скрылся совсем.

В детской царило напряжённое молчание. Игрушки, рассаженные для ежевечернего чаепития, смотрели друг на друга исподлобья. Сегодня они лишились одного из «своих» – с кем провели много дней бок о бок в одной коробке и делили все тяготы игрушечной жизни.

– Предлагаю почтить память Круглого минутой молчания, – наконец заговорил большой представительный медведь. Танечка звала его Винни Пухом, но потом имя сократилось до просто Пуха, а соратники, наоборот, уважительно его увеличили в другую сторону. – Впрочем, считай – уже почтили. Странное происшествие, кстати: ведь он не мог утонуть, мячи не тонут!

– Что ты хочешь этим сказать, Пухлый? – в голосе говорившего сквозило подозрение.

– А что тут говорить? Помнишь – Танечкин брат физику учил? Так вот: внутри Круглого был воздух, и он был легче воды. Так что утонуть он не мог в принципе!

– Тогда почему же это всё-таки случилось? – захлопала глазами златокудрая Барби.

– Не знаю. Но я обязательно выясню! – голос Пухлого был полон решимости.

Дверь в детскую открылась. Таня и Агнесса оглядели игрушечную компанию и принялись с энтузиазмом расставлять посудку.

Новое утро оказалось мудренее вечера. Танечка наслаждалась «неодиночеством». Приезд тёти и двоюродной сестры сделал обычные ритуалы и действия новыми и интересными: даже чистить зубы стало не так скучно. Агнесса оказалась просто умницей – спокойная, вежливая. А ещё она умела читать. И девочки, не отрывая своих родителей от дел или общения, зарывались носами в книжку со стихами. «Я люблю свою лошадку, Причешу ей шёрстку гладко…» – звонко читала Агнесса, а Таня доставала со дна ящика с игрушками забытого Рыцаря старшего брата, и сёстры чесали гриву его коня. «Идёт бычок, качается…» – декламировала Танечка, и девочки опять копались в игрушках в поисках умельцев ходить по дощечкам… А после обеда к сестричкам присоединился сосед Павлик, и веселье закрутилось по новой.

Вчерашняя потеря была почти забыта. Как раз до странички со словами «Наша Таня громко плачет». Первую фразу Агнесса прочитала бойко, вторую тише – и смолкла совсем. В наступившей тишине Танечка хлюпнула носом, а Павлик виновато смотрел на «хозяйку» и кусал губы. Поковыряв пальцем обивку кресла, он выдавил:

– Я не хотел…

Танечка сидела на кровати в обнимку с большим новым мячом. Его вчера принесла мама Павлика: когда мальчик рассказал, что именно он упустил мячик в воду, соседка поспешила загладить невольную вину сына. С тех пор Таня не выпускала игрушку из рук, в крайнем случае аккуратно пристраивала где-нибудь перед собой. Новый мяч был совсем не похож на старый, хоть и копировал его цвета: красные бока чересчур отливали глянцем, а а синих полосках не хватало белёсых потёртостей. Не то чтобы девочка не замечала разницы, но, выплакав горе потери, она смирилась и теперь держалась обеими руками за то, что есть.

– Доча, обедать! – донеслось из кухни, и Таня осторожно уложила мяч на кровать – чтобы не упал. Оставлять нового друга не хотелось, но тонуть ему здесь вроде было негде…

Остальные игрушки скучились в углу комнаты в ожидании хозяйки и подозрительно поглядывали на новичка.

– У, как блестит, зараза! Думает, что раз новенький, то лучше Круглого?

– Да ладно вам. Он же не виноват, что Круглый утонул, – заступился за новобранца Пухлый. – Эй, Красный, ты как там? – вопрос остался без ответа: девочка, не выдержав долгой разлуки, вбежала в комнату и забрала мяч с собой.

– Танечку жалко: переживает же… – сочувственно заметил сердобольный Неваляш.

– И всё же: кто виновен в гибели Круглого? – задумчиво произнёс Пухлый.

– Ну все же знают: это соседский Павлик виноват! – Барби так активно захлопала ресницами, что стоящий рядом Неваляш слегка покачнулся. Её неожиданно поддержала Мальвина:

– А я вообще всегда говорила: от мальчишек одни неприятности!

– Да с дырой в боку он бы всё равно не выжил! – доказывал свою точку зрения медведь. – Так что не важно, кто его в пруд бросил. Мне интереснее – кто ему дырочку провертел…

Дверь комнаты открылась, и Танина мама наскоро закинула всю компанию в шкаф: ожидались гости. В детскую их обычно не приглашали, но «мало ли что»…

Скоро из зала послышались голоса: Танечка и Агнесса по очереди читали стихи. «Всё равно его не брошу, потому что он хороший»…

В шкафу послышалась невнятная возня.

– Эй, ты чего? – раздался недоумённый голос Пухлого. Дверца шкафа приоткрылась и медведь, нелепо взмахивая лапами, вывалился наружу.

– Мама! Пух заболел! – Танечка забежала в комнату и остановилась, как вкопанная, над распластанной плюшевой фигурой. Даже над двумя: медвежья лапа лежала отдельно. Мама заглянула в комнату и только руками всплеснула:

– Ну, девочки, вы даёте! Как только умудрились-то? Не поделили, что ли?

– Это не мы! – Танечка обиженно поджала губы. – Дедушка его вылечит?

– Ну, тут только на дедушку и надеяться… – мама забрала пострадальца и его «запчасть» и понесла в комнату к своему отцу, куда время от времени попадали все игрушки…

Тускло-жёлтый свет фонарика освещал детские лица. Не полностью, а как полагается: только нижнюю часть, отчего на месте глаз получались тёмные провалы, да и рты у девочек при разговоре напоминали чёрную дыру. Не космическую, ведь сестры пока даже не знали такого понятия, а просто чёрную дырку. Сегодня они обе ночевали в детской: зал, где обычно спали тётя и её дочь, был занят припозднившимися гостями. Взрослые играли в лото, а девочек отправили готовиться ко сну. Постель была уже постелена, и сестрёнки в свете большого, но старого фонарика «девичничали», забравшись под одеяло.