Вусал Гаджиев - Притча

– Билеты в первый ряд, – говорит он с ухмылкой, которая кажется вечным гостем на его угрюмом лице.

Не понимаю.

Скрип громкоговорителя. Голос просит внимания. Говорит об акции. Бесплатные игрушки. В центре магазина. На большом стенде. Ограниченное количество. Кто успеет, тот заберет. Бесплатно – многозначительно добавляет голос.

И тут началось.

Поначалу все было достаточно мирно. Первые люди подходили неторопливо. Вроде бы, без особого желания – игрушка, говорите, ну ладно, посмотрим. Затем шаги заинтересованных людей чуть ускорились. Первые толчки – пока осторожные. Первое ускорение – пока неуверенное.

Две женщины. Не меньше пятидесяти лет. Одновременно начинают движение из глубины магазина. Пока чинно. Ровный шаг. Идут вровень. Но вот одна не выдерживает и чуть ускоряет ход. Вторая отвечает тем же самым. В последние десять метров до игрушек они уже ведут между собой ожесточенную гонку.

На зависть паре Феттель-Хэмилтон 18 18 Себастьян Феттель и Льюис Хэмилтон – автогонщики. .

Я не успеваю крутить головой. Из всех уголков магазина, словно мухи слетаются люди. Самых разных возрастов и комплекций. Но одной манеры. Одного уровня. Прямо сейчас. Прямо здесь.

И вот уже первая жертва дает о себе знать.

Девочка лет пятнадцати с плачем и с большими усилиями вытаскивает себя, словно Мюнхгаузен, из этого тягучего людского болота. Выжатая. Помятая. Оскорбленная. Она с ужасом оглядывается вокруг. Будто просит сочувствия. Или ищет справедливости. Или выражает презрение. Но я думаю, она просила сочувствия. Однако людям было не до нее. Бесплатные игрушки на кону. Не до ущемленных чувств какой-то там девочки. Не найдя эмоционального убежища, девочка в последний раз бросает обиженный взгляд на пенившуюся толпу и убегает прочь. На бегу, еще в магазине, она с силой кидает на пол так болезненно и тяжело ей доставшуюся игрушку. Не проходит и мгновения, как эта игрушка уже без коробки, разорванной, лежащей в стороне, исчезает в пакете у мужчины лет сорока. И тут же он летит за новой добычей. В самую гущу, расталкивая бабушек и других мужчин.

Я смотрю на Рудольфа с потрясением до самой глубины – не только души, но и сознания. До той глубины, которая только возможна. Когда дальше тебя уже начинает мутить. Тебе становится физически не по себе.

Рудольф спокоен. Даже умиротворен. Ухмылка. Самоуверенность.

Взгляд мой застывает на довольном и, кажущемся мне бесстыжим, лице Рудольфа. На пару секунд. Я стою пораженный.

Еще один детский крик. Одна из многочисленных бабушек, участвующих в этой мясорубке, затащила туда и внука. Мальчику не больше семи. Одна рука его болтается в воздухе. Вторая – крепко сжата под подмышкой бабушки. Вторая рука бабушки отчаянно и самоотверженно борется за игрушку. Перепуганный мальчик кричит. Затем начинает реветь. Бабушка ограничивается взглядом, наскоро брошенным на внука, и продолжает свою борьбу. Не до него сейчас. Бесплатная игрушка на кону. Бесплатная!

Тавр наш! – раздается истошный крик на весь магазин.

Все это время я слежу за изведенным мальчиком. Наконец, бабушке удается урвать заветную коробку, и ее, чуть расслабившуюся, вместе с внуком, круговорот выплевывает прочь. Она с трудом удерживается на ногах. Внук падает на пол. Бабушка его поднимает, не забыв при этом крепко прижать коробку с игрушкой к себе. Основное ее внимание на игрушке. Но крохи заботы все же достаются и внуку.

– Ну, все. Все, – она пытается успокоить внука, – Что ты ревешь? Смотри, что я тебе достала. Бесплатно, – чуть ли не кричит она гордо. И кинув напоследок победный взгляд на нещадно сражающихся в гурте людей, уверенно выходит из магазина. С ревущим мальчиком. Но зато с Тавром.

Не приходя в себя, я вновь перевожу взгляд на ревущую кучу людей. В обескураженном состоянии пытаюсь представить, чем все это кончится. Вдруг для себя я понимаю, что вместе со мной и Рудольфом, за всей этой вакханалией наблюдают и работники магазина. Они даже не пытаются разнять людей, или как-то их успокоить. Охранник стоит тут же.

Словно вернувшиеся с фронта, люди по одному отходят от стенда и проходят мимо нас. Гордые. У каждого как минимум по коробке. У иных по две. У самых сильных и удачливых – по три-четыре. Счастливые. Они медленно, с чувством хорошо проделанной работы, направляются к выходу из магазина. Побитые. Разочарованно глядят на порванные рубашки и платья. На мятые ветровки. На потертые ботинки. На синяки и царапины. Но разочарование недолго. Внимание их возвращает к себе игрушка-трофей. И они довольны. Они рады. Игра стоила свеч. Игрушка. Бесплатно. Понимаете? Бесплатно.

Магазин опустел. Только я, Рудольф и сотрудники. Тот, который что-то говорил Рудольфу на ухо, когда мы только вошли, закрывает дверь магазина на ключ.

Стенд разломан и восстановлению не подлежит. Хотя «разломан» не совсем верное слово. Вернее, смят. Измельчен. Уничтожен. Пустые коробки валяются повсюду. Между других стендов. В самом углу магазина. Даже на люстре. Безумной людской волной были задеты и другие полки. Пара зубных щеток и дезодорант лежат среди кучи коробок. К счастью, стенд с игрушками стоял в центре магазина на достаточном расстоянии от всех остальных товаров. Кроме пары зубных щеток и дезодоранта.

Уборщицы берутся за работу.

Тот, который что-то говорил Рудольфу на ухо, открывает дверь магазина. Мы выходим.

На улице, завидев кота, Рудольф подошел к нему, присел на корточки и протянул руку с кусочком непонятно откуда взявшегося мяса. Кот тут же ухватил и в мгновение умял этот кусочек.

– Видишь? – говорит он, – Им плевать на то, кто ты, какие у тебя заслуги. Для них царь тот, кто кормит.

Мы идем вровень. В этот раз никакого быстрого шага.

– Может, защитишь их? – едва слышно предлагает Рудольф.

Где его экспрессия?

Молчу.

– Скажи, что это я заставил их.

Вчерашняя очередь. А я думал все в прошлом.

Молчу.

– Спровоцировал.

Вчера да.

Молчу.

– Хотя, – ухмылка.

Наконец, знакомая эмоция.

Но тут же лицо его обретает вид серьезный.

– Но это не суть. Не главное.

О чем он?

Молчу.

– Эти люди. Ты сам все видел. Ради халявы они готовы на многое.

Он о чем-то задумался.

– Хорошо. Буду с тобой честным. Как и до того был и дальше буду. Ты должен мне верить.

Замедляем шаг.

Останавливаемся.

Рудольф напряженно смотрит на меня.

Продолжаем медленный ход.

– Этот стенд с игрушками. Это моих рук дело.

Что? Что это значит?

Молчу.

– Я организовал его. Не было никакой акции. И громкоговоритель. И работники магазина. Все было подчинено мне. И организовано мной. Все, кроме этих людей, – последнюю фразу он проговорил с особой твердостью и даже холодностью в голосе.