Никита Королёв - Друг

Я вернулся обратно в Люблино, к дому моего папы. Из тысячи праздно мерцающих городских огней лишь этот мог меня согреть.

Весь продрогший и озябший, я доплёлся до папиного подъезда. Замёрзшие пальцы едва шевелились и из-за какого-то колючего онемения на ощупь были как бруски старого пластилина. Стопы задубели, и теперь казалось, что я на деревянных ходулях, которые при каждом шаге врезаются в пятку, отдаваясь тупой болью.

Я ждал, стоя под козырьком подъезда, пока кто-нибудь откроет дверь. Наконец, к ней подошла женщина в дублёнке и розовом берете и, кинув на меня настороженный взгляд, набрала код. Приблизившись, я нервно улыбнулся, пытаясь показать свою безоружность от преступных намерений:

– Извините, ключ забыл…

Она посмотрела на меня и остановилась в дверях, одной рукой держась за ручку, а другой – за облезлый дверной косяк. Я решил помочь ей открыть дверь, потянул её на себя, но почувствовал сопротивление. Заглянул ей в глаза. В них было не просто подозрение – животное ощущение чужака. Чужак может ворваться в твою нору и сожрать твоих детей, чужак может растащить все твои запасённые на зиму орехи, чужак может содрать с тебя шкуру. Он принесёт беду к твоему очагу, если пустишь его на порог. Она прошмыгнула за дверь, словно бы сдавая проигранную позицию, и быстро зашагала к лифту. А я так и стоял, словно бы окаченный грязью из-под колёс проехавшей машины. Прошёл несколько шагов и опустился на ступеньки возле почтовых ячеек, откуда торчали ушлые язычки рекламных брошюр.

Одна мысль о том, чтобы идти к папе, опаляла лицо стыдом. Даже если меня не прогонят, я просто не выдержу этот доброжелательный взгляд, за которым силой удерживается… утруждённость. Лучше я всякий раз буду видеть эту льдинку во взгляде, даже когда её там нет, лучше я буду отказываться и не верить, когда человек говорит, что от него не убудет, чем пропущу тот момент, когда начну стеснять человека, а его улыбка будет стоить ему усилий, о которых я не должен буду знать. Я не пойду к папе, потому что это будет странно, это будет подозрительно, это будет неправильно. Меня не поймут, если я скажу, что не могу ночевать дома. Да и не смогу я это сказать, даже если отвернусь, потому что буду знать, как на меня посмотрит бабушка, которая и в моём-то времени мне лишь телефонный родственник, – как на беспризорника.

«Кажется, у него не всё в порядке. Кажется, у него не всё, как у людей». У них есть набор основных, несущих благ – еда, кров и деньги, – после которого уже начинаются все улыбки, разговоры и тонкие душевные материи. К тем же, кто лишён этого фундамента, они относятся всегда одинаково, в лучшем случае – с недоверием: «Этот человек определённо хочет посягнуть на наше добро». Почему нас так смущают бездомные или юродивые в переходах, просящие подаяния? Потому что часто, проходя мимо них, мы говорим о какой-то чепухе, которая на самом деле – суть изощрение и грим, который мы наносим на ту самую основу и вечно перемалёвываем от безделья. Видя человека обездоленного, мы как бы вспоминаем о фундаменте, на котором истинно всё держится. Лучшие из нас испытывают смущение и стыд за свою изнеженность небесными садами, которые они до этого так капризно остригали. Именно за эту капризность им и стыдно.

Остальные же просто шарахаются от нищего, как от человека, находящегося за сословной чертой, сохранившейся лучше всех прочих, как от угрозы или инфекции. Идя в компании мимо какого-нибудь оборванного бродяги, я с особенной силой чувствую нити, тянущиеся от моих скул и языка, и краем глаза вижу, как лица тех, с кем я иду, тоже как-то изламываются от их натяжения.

Почему мы ещё не встретили путешественников во времени? А так ли это? Быть может, они так же, как и я, переместились во времени совсем чистыми листами, проиграли войну с бюрократией и упали замаранными бумажками на обочину жизни, где можно терпеть свою неприкаянность, эти выцветшие краски старого мира лишь в непрекращающемся запое. Вытесненные и обездоленные, они обросли бездомностью, покрылись алкоголизмом, как деревья обрастают грибами и мхом, так что уже и забыли, кем они были раньше и откуда пришли. И лишь иногда через пелену пьяного отупения их посещают смутные образы их прошлой жизни, отголоски той цели, с которой они пришли сюда, и тогда они начинают говорить, но никто, включая их самих, не понимает этот хриплый бубнёж.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.