Эльвира Абдулова - Родные узы

После кладбища и вкусного обеда все потянулись к старым альбомам с фотографиями. Выяснилось, что у сестер был совершенно разный набор карточек. Ася, кстати говоря, всегда удивлялась тому, что мама не избавилась от их совместных снимков. Была у нее такая привычка: с глаз долой – из сердца вон. Вернее, наоборот. Прежде изгнание из сердца, а уж потом удаление всего того, что может напоминать о неприятном. В их семье хранилось несколько более профессиональных фотографий, сделанных в ателье, где бабушка и дедушка молоды, а девочки еще совсем малышки, и несколько любительских, будто кто-то пробовал себя в этом деле. То с маленькой Асей в ползунках, то в коротком платье и высоких белых гольфиках, лет трех, пяти или шести, на празднике в детском саду, на Новый год, где она традиционно играла Снежинку. Молодой и красивый брат Алексей в военной форме, он же жених, а потом молодой и счастливый отец. Младший брат – студент, в модных джинсах и очках, запечатленный где-то в центре города, с друзьями и девушками. Ни одной совместной фотографии сестер Ася никогда не видела. В альбоме у брата она заметила несколько совершенно новых для себя снимков.

– Можно, я возьму парочку себе? – спросила она у брата.

– Конечно, бери, у меня где-то еще есть альбом, потом достану и покажу тебе. Тех лет, когда мы с тобой не виделись…

Вечером, когда проводили гостей и вымыли всю посуду, Ася предложила посмотреть фильм, который Ната очень любила. «Римские каникулы» с Одри Хепберн часто показывали в те годы, когда Ася была маленькой и оставалась у тети с ночевкой. Тогда для нее эта история на экране казалась чудесной сказкой о непослушной принцессе, ее еще не волновал Рим, она еще не восхищалась хрупкой красотой Одри и благородством Грегори Пека. Ната смотрела фильм, который знала наизусть, всегда с радостью, и для Аси было удовольствием находиться с ней рядом.

Все расслабились, в доме было пусто, дети разошлись по своим комнатам, да и разговаривать особенно было не о чем. Непростой длинный день подошел к концу. Застелили белой скатертью длинный стол, принесли кофе, сладости в серебряных корзиночках, уложили фрукты на грубую деревянную тарелку и зажгли свечи. Жена брата автоматически смахивала белой тряпочкой пыль с длинного комода, Ася сидела на диване, укрывшись теплым пледом и, не сводя глаз с экрана, думала о своем.

Она крепко держала в руках незнакомую ей черно-белую фотографию. Мама тридцати с небольшим лет в светлом платье до колен и в черном газовом платочке, покрывающем высокую, по моде тех лет, прическу, стояла на незнакомой Асе улице плечом к плечу с родной сестрой.

Люся даже в своем вдовстве умела выглядеть яркой и привлекательной. Она смотрит в объектив сурово, лицо не выражает никаких чувств. Ната была ниже и полнее младшей сестры. Короткие темные волосы, ничем не примечательное прямое платье, на лице улыбка. Мама приобнимала за плечи племянника, лет десяти. Того самого, что сейчас сидел на диване рядом с Асей. Мальчуган шаловливо подмигивал кому-то, ухмылялся и играл какую-то интересную, только ему понятную, роль, позируя перед камерой. Темные короткие шорты, белая рубашечка и непокорные вихрастые кудри делали его забавным. Сейчас, правда от них не осталось и следа, они сменились на лысину. Респектабельному, уверенному в себе брату это очень шло, как и очки в причудливой модной оправе. Неужели тот мальчуган – это он? Десятилетний шалун стоял между сестрами, а лицо счастливое и беззаботное, нетронутое печалями. Тетя натужно улыбается, мама в трауре. Сколько прошло времени после ухода Асиного отца? Ната держит на руках маленькую щекастую годовалую девчонку. Пухлые ножки и ручки, перетянутые ниточками, крупные темные глаза бусинами смотрят из-под белой панамы. Белое кружевное платье и светлые сандалики для первых, еще неумелых шагов. На руках у Наты и рядом с мамой, малышка чувствует себя совершенно счастливой. Происходящее занимает ее. Возможно, ждет обещанной птички, вспышки или щелчка. Кто-то убедил ее не плакать и не бояться, проявить терпение. Может быть, старший брат? Ася смотрела на эти лица, прекрасно сохранившиеся на черно-белой фотографии, и плакала: и ей казалось, что где-то далеко плачет ее мама, жалея о том, что изменить уже нельзя. Почему она никогда не видела эту фотографию? Брат отдал ее с такой легкостью, вероятно, потому, что она ничего для него не значит. Ася тайком вытирала слезы и думала, как ей несказанно повезло: свидетельств семейного раздора у нее было великое множество, а вот доказательств единения так мало. Она думала обязательно спросить об этом снимке маму. Жаль, Ната уже ни о чем не расскажет.

Среди множества фотографий с какими-то свадьбами, днями рождения, демонстрациями, с нарядным выводком детей и подростков, родных и знакомых, Ася отыскала самую главную карточку, на которой сестры стояли рядом. Они еще не знают, что их ждет впереди. Они молоды, все у них впереди. Время ошибок еще не наступило. Еще не раскручено то колесо, не открыт ящик Пандоры.

Семейная ткань наконец срослась. И хотя сейчас мамы рядом не было, Ася чувствовала: скоро, очень скоро, сестры простят друг другу все прежние обиды. Они соединятся с родителями и мужьями, потянутся друг к другу, чтобы заслонить, спасти, обняться, потому что вины их в случившемся нет. Уйдут в сумрак боль и разногласия, все засияет и сольется с вечностью. Жаль только, что другой жизни для исправления собственных ошибок больше не будет никогда…

Эмма познакомилась с ней на теплоходе, который отходил от теплых берегов одного российского южного города, обещал пройтись по двум крупным рекам и доплыть до самой столицы. Двенадцать дней на воде не вызывали в ней никакого ужаса, по ночам ей не снился «Титаник», хотя, возможно, дело было лишь в том, что она не осознавала всей серьезности происходящего. Так говорил ее муж. Прежде чем они отплыли от берега (правильнее, конечно, говорить «отошли»), он со свойственной ему дотошностью и серьезностью проверил наличие спасательных жилетов в платяном шкафу их каюты и взял с жены слово ходить на все встречи в конференц-зале, где ее, человека исключительно сухопутного, должны были научить всем премудростям, которые могут пригодиться в случае разного рода неприятностей. Эмма слово, конечно, дала, но все-таки верила, что спасательные жилеты, надежно спрятанные в каюте, так и пролежат там до самой столицы нетронутыми, и их круиз принесет только положительные эмоции.

Она собиралась отдохнуть от работы и домашних дел, которые, как известно, имеют обыкновение никогда не заканчиваться. Ее намерения были предельно ясными: наслаждаться пейзажем, вкусно есть, много отдыхать, иногда присоединяться к экскурсиям, уже, кстати говоря, оплаченным и входящим в расписание. Она вооружилась тремя книгами, на которые никогда не хватало времени дома, и надеялась читать, расположившись на верхней палубе, укрывшись пледом и теплым кардиганом.