Александр Дорофеев - ШиКоКуГ, а также Врубель. Рассказы о художниках

Рассказывают, что однажды, едва увидев у Шишкина в мастерской законченное полотно, Куинджи схватил кисточку и посадил кадмием яркую точку – огонёк вдали.

Может, и лучше получилось, но не слишком-то, право, уважительно к работе мастера.

К тому же Шишкин недолюбливал эффектных приёмов. Он почти всегда спокойный повествователь. И постоянен в своих привязанностях. Всю жизнь воспевал леса, поля, раздолья, шири да приволья.

Иван Иванович откровенно записал, что было у него в душе и на уме, что хотел высказать своими картинами, – «Раздолье, простор, угодье, рожь. Божья благодать. На окраине соснового бора близ Елабуги. Русское богатство».

Простые по сути задачи – без всякой внешней броскости. Зато сразу видно, каков художник. Насколько открыт и жизнелюбив.

Осенью 1891 года в залах Академии открылась персональная выставка Шишкина, по случаю сорокалетнего юбилея его художественной деятельности. Проходила она вместе с выставкой Ильи Репина, который пошучивал, оглядывая стены: «Мы живём среди полей и лесов дремучих».

И это было похоже на правду, хотя одну из стен занимали только рисунки облаков.

Всего же Шишкин представил более пятисот работ, начиная с первых попыток писать масляными красками копии с репродукций. Можно было проследить постепенный рост технического мастерства. Познакомиться с поиском законченных образов – от наброска, к этюду, эскизу и картине.

Подобных огромных прижизненных выставок Россия ещё не знала. И появилось, как всегда бывает, много самых разноречивых отзывов.

Иные считали, что Шишкин идёт порочным путём вульгарного реализма. А молодые художники объединения «Мир искусства» возмущались безотрадным колоритом, фотографичностью, приглаженностью, сухостью, отсутствием души… Надо передохнуть, чтобы продолжить, – чрезмерной натуралистичностью, бесстрастностью, рассудочностью и документальностью картин.

«О, как скучна эта живопись! – ахали они, – Лишена всяких достоинств, кроме похвальной усидчивости».

Другие отвечали, что всё тут «ново, чудесно, тузово» – настанет, мол, время, когда вся Европа будет учиться рисовать так, как Шишкин.

Известный критик Стасов написал: «Шишкин – художник народный. Всю жизнь он изучал русский, преимущественно северный, лес, русское дерево, русскую чащу, русскую глушь. Это его царство, и тут он не имеет соперников, он единственный».

Некоторым казалось, что это своего рода посмертная выставка художника, и он вряд ли способен создать нечто более великое.

Но даже самые доброжелательные критики полагали, что у Шишкина далеко не просто отыскать философию или трепетные, сложные движения души, такие, например, как у Левитана.

Наверное, со многим тут можно согласиться. И всё же – каждый приносит в этот мир, в искусство своё, неповторимое. Шишкин также самобытен, как многие более «тонкие», изысканные или лихие современники.

Его творчество – это своеобразная иллюстрация к эстетическим взглядам середины девятнадцатого века.

«Предмет должен быть превосходен в своём роде для того, чтобы называться прекрасным, – писал Н. Г. Чернышевский, – Лес может быть прекрасен, но только „хороший“ лес, высокий, прямой, густой; одним словом отличный, превосходный лес».

И на картинах Шишкина всё могучее, превосходное – корабельные сосны, дубы в три обхвата, высоченные травы, где можно с головой затеряться.

Как говорили в ту пору славянофилы, трудно представить Россию без лесов, что красуются на картинах Шишкина. Кажется, из такого мощного леса вот-вот явится богатырь с восторженным взглядом ребёнка, который любит каждую ветку, каждую былинку, ощущая во всём окружающем мире проявление Божественного начала.

«Природа и жизнь выше искусства», – замечал Н.Г.Чернышевский. Наверное, Шишкину была близка эта мысль. Он стремился в своём искусстве к полной жизнеподобности и красоте природы. Однако из его картин следует, пожалуй, совсем другое – природа, жизнь и есть само искусство.

Пейзажи Ивана Ивановича сообщают о его душевном здоровье, о духовном устремлении ввысь. Почти всегда глубины леса озарены солнцем, уничтожающим мрак. В его работах – ощущение гармонии мира. Человеческие переживания отступают перед великой жизненной силой природы. Пожалуй, это и есть шишкинская философия, если так уж она необходима.

Природа на картинах Шишкина не подавляет человека, хотя в ней чувствуются ветхозаветные начала. Она не противостоит человеку, но поднимает его, возвеличивает и очищает душу. Сам человек на его пейзажах оказывается как-то случайно, словно бы невзначай в этом чудесном месте, будто возвращённый в райские кущи.

После той осенней выставки много работ Шишкина было приобретено Академией в качестве образцов для её классов. А новый конференц-секретарь граф И.И.Толстой предложил Товариществу передвижников принять участие в реформации самой Академии художеств.

Иван Иванович вполне проникся этой идеей. Он принимал близко к сердцу всё, что происходило в Академии, которая, по его мысли, должна сделаться высшим заведением, где были бы вовсе не ученики, а уже художники, заявившие себя чем-либо, но ещё молодые и неопытные. Они имели бы помещение для занятий и пользовались советами опытных мастеров.

Тут же пошли толки о расколе Товарищества передвижников – мол, Шишкин выходит из их числа. На традиционных «средах», проходивших на квартире Ивана Ивановича в Петербурге, его частенько упрекали в сближении с «органом официального искусства». Иногда взволнованный Шишкин, чтобы не сказать какой-нибудь резкости в ответ, покидал собравшихся.

В1893 году был утверждён новый устав Академии. Создавались индивидуальные мастерские профессоров-руководителей, и некоторым передвижникам предложили занять эти должности.

Вот и начал Шишкин преподавать в Академии, которая оставалась всё же в ведении министерства императорского двора, то есть была правительственным учреждением со всеми его бюрократическими порядками, так презираемыми художником.

К тому же в то время усиливалось влияние импрессионизма и других новейших течений в живописи. Иван Иванович опасался, что не найдёт общего языка со студентами, и его опасения подтвердились. Приступив к занятиям осенью, он по привычке начал с работы над фотографиями, что ничуть не обрадовало учеников.

Близился новый век, новые времена. А в методах Ивана Ивановича ощущалась некоторая старина, ретроградность. Его ученики предпочитали навещать класс Куинджи. И вскоре Шишкин подал ходатайство об отставке из Академии.

Наверное, это и к лучшему, потому что больше времени из трёх последних лет жизни смог он посвятить творчеству.

Лето он тогда проводил на станции Преображенской, окрестности которой ему очень нравились. Без устали бродил с этюдником, совершал прогулки верхом или на пароходе. Он задумал построить себе в этих местах летнюю дачу-мастерскую и купил участок земли.