Татьяна Кузьмина - Качели

– Хмм… Не знаю, если честно. Да это неважно! В общем, смотри билеты на самолет, а я займусь отелем и нашей программой на следующие выходные. Все, я жутко устала и валюсь с ног. Созвон завтра! – протараторила Аня, не желая развивать поднимающуюся неприятную тему.

– Хорошо. До завтра.

И она отключилась.

Аня пошла в ванную и залезла в душ. Быстро сполоснувшись, вытерлась, натянула пижаму и принялась за чистку зубов, рассматривая морщинки под глазами.

Представился супруг с его большой белоснежной обаятельной улыбкой, обнимающий за талию худенькую длинноногую молодую японку в коротком платье с низким декольте. На душе опять заскребли кошки.

«Какая ерунда! – подумала женщина. – Вроде бы мне должно быть безразлично». – «Но тебе же не все равно, – ответил внутренний голос. – Эти игры – просто глупость. Ты его любишь, а он – тебя. А вот перерывы ваши в отношениях до добра не доведут. Вот встретит он кого-нибудь помоложе, посимпатичнее или просто понормальнее – и останешься одна». – «Ну и ладно, значит, отношения проверку не прошли», – обиделось Анино эго. – «Глупо так рассуждать, ведь ты знаешь, что он тебя любит. Но если провоцировать и постоянно дергать веревочку, то она может и порваться», – талдычил внутренний голос.

– Ой, все, надо спать, – сказала молодая женщина вслух.

Она закончила умываться, сделала зарядку лица, намазалась кремом и, выпив горсть своих витамин вперемешку с антидепрессантами, упала в объятия одеяла и подушки.

Полутьма. Комната кажется большой, но такие низкие потолки, что давят на голову. По стенам развешаны картины. Не видно, что на них изображено, заметны только позолоченные рамки. Впереди – группа подростков. Человек восемь. Аня присматривается и никого не узнает.

Ребятам, наверное, лет по двенадцать. Они бегут вдоль картин, галдя и что-то обсуждая. Дети добегают до конца комнаты и поворачивают налево, в другое помещение, еще более просторное, но с такими же низкими давящими потолками. В нем тоже темно, при этом еще и сыро. Ребята идут медленно, оглядываясь. Вдруг они останавливаются. Аня приглядывается. Дети стоят перед каменной оградкой и смотрят вперед. Но впереди ничего не видно. Тишина. Только снизу доносится шум воды.

Ребята как будто замерли. Аня снова вглядывается в их застывшие лица. Одно кажется знакомым. Худое лицо с большими голубыми глазами. Выгоревшие от солнца ресницы и брови. Длинный худой нос, как у Буратино. Так Аню ласково называл отец. Перед женщиной стояла она сама лет тридцать назад. Да, это лицо было очень знакомо, и испуг, запечатленный на нем, тоже был знаком. Ежедневный страх снова увидеть пьяное лицо, снова услышать пьяный бред, исходящий из пропитанного спиртом рта, снова бояться, что очередная ссора между родителями перерастет в драку. От этого сводит мышцы, тело бьет мелкая дрожь, в голове что-то холодеет. Будто стоишь перед пропастью. Пропасть. Если переступить через ограду, можно упасть и никогда и ничего больше не бояться. Переступить. Переступить…

Раскат грома. Аня как будто очнулась от забытья. Откуда в здании гром? Грохотало с такой силой, что ей пришлось закрыть уши. Она посмотрела наверх, на давящий потолок, но вместо потолка увидела расходящиеся черные тучи, сквозь которые проглядывает солнце. Она зажмурилась.

Солнце просто ослепляет. Молодая женщина потерла глаза и захотела посмотреть на солнце еще раз, проверить, не мираж ли это – куда подевались потолки? Она попыталась открыть глаза, но один глаз как будто слипся. Что такое? Вторым полуоткрывшимся глазом Аня ищет солнце и видит, как оно пробивается… через шторы.

«Опять сон… Хорошо, что, это всего лишь сон», – пронеслось у нее в голове. Она присела на кровати. Потянулась за телефоном. Все еще одним, но уже открывшимся, глазом взглянула на экран. 9:15 утра. «Ух, какая рань. Почему, когда выходные, то обязательно просыпаешься рано, а когда рабочий день, то никак не можешь себя отделить от кровати», – пробурчала про себя женщина.

Она опять бухнулась в свое ложе в надежде проспать до обеда, но заснуть уже не смогла. Повалявшись еще десять минут, Аня решила вставать.

Отодвинув шторы, она впустила солнечного зайчика. Он бегал за женщиной, пока та шлендрала по квартире, то допивая кофе, то примеряя платья, то поливая цветы. Было одиннадцать утра, когда она закончила свои субботние утренние чеготоделания и начала приготовления к выходу в свет.

В Сан-Диего был июнь, и казалось, что на солнце в дневной час можно приготовить яичницу.

Аня остановила свой выбор на длинном и свободном сарафане цвета морской волны на лямочках. Все оттенки голубого подчеркивали ее голубые глаза. Поэтому – а может, и нет – это был ее любимый цвет. Поэтому же в ее гардеробе можно было найти минимум тридцать его оттенков. В жару, особенно по выходным, молодой женщине не нравилось краситься. Она нанесла солнцезащитный крем и гигиеническую помаду и закончила макияж.

Примерив несколько шляп, она решила взять с собой синюю широкополую с голубой лентой в тон синей вязаной сумке. Осмотрев себя в зеркале, Аня подумала, что не мешало бы сфокусироваться на упражнениях пресса на следующей неделе, чтобы быть в полной боевой готовности перед вечеринкой доктора Виновского.

Покружившись перед зеркалом и порадовавшись тому, как надувается колоколом сарафан, она открыла входную дверь, прошла по дорожке до калитки и, открыв ее, влилась в людскую реку, стремящуюся к набережной залива Мишн Бэй.

Мужчина лет шестидесяти мерно шел, рассматривая людей и яхты, покачивающиеся на волнах. Человек десять велосипедистов проехали мимо, бибикнув, подавая знак о своем приближении зазевавшемуся прохожему. Женщина покупала мороженое двум своим дочуркам. Мальчик брал чипсы у продавца с почерневшими под солнцем руками, который взад и вперед возил свою тележку со сладостями и закусками, зазывая покупателей. Все, даже этот разнообразный шум со всех сторон, было так лениво, так по-южному.

Аня купила маленький латте с овсяным молоком и села на пляже посмотреть на залив и придумать им с Алинкой план развлечений на следующие выходные.

Наступил июнь. Девочка окончила седьмой класс, и начались долгожданные каникулы. Их семья госслужащих получала льготные проездные, и поэтому каждое лето они ездили к бабушкам и дедушкам на Урал.

У отца была жива только мама, все лето она жила на даче в получасе езды от Челябинска. Анина семья приезжала к бабушке недели на две, а остальные две недели отпуска проводила у родителей мамы девочки в Нижнем Тагиле.