Александр Кулик - Мы немы, пока мы – не мы

– Не всегда. В таких случаях мы собираем целую комиссию, да-да, не смейся, прямо заседание присяжных целое, и решаем, как быть. В каких-то случаях понимаем, что нужно попробовать послать Голос совсем из другой области, тогда, например, музыкант начинает внезапно писать картины, а поэт переходит на прозу. А иногда, к моему великому сожалению, мы осознаём, что уже все ресурсы исчерпаны и пора человеку из роли творца перейти в состояние рядового обывателя. И ездят потом такие лишенные Голоса творцы с гастролями лет тридцать пять подряд, исполняя одни и те же свои суперхиты, написанные много лет назад, когда они ещё слышали Голос – печальное зрелище. Но их тоже нужно понять – пока у тебя есть тело, оно требует еды, воды, крова и тепла. Правда, сейчас у большинства «звёзд» все эти простые вещи приобрели несколько извращенные формы, требующие миллионы долларов ежегодно, ну да ладно, это уже нас не касается.

– И что, каждому человеку на Земле назначается свой Голос? – Мне показалось, что миллиарды наставников – это как-то чересчур масштабно.

– Конечно, нет, иначе мир бы рухнул, лишившись поддержки крепко стоящих на ногах и рационально мыслящих людей. Что ни говори, а отдавать весь мир в руки творческих личностей нельзя – кто-то же должен и продовольствием всех обеспечивать, и за порядком следить, и лечить окружающих. Одними картинами, музыкой да книжками сыт не будешь. Да и многие люди просто не хотят свой Голос слышать. И если мы видим, что разжигать там почти нечего изначально, к тому же сам человек «не настроен на сотрудничество», то и не тратим время зря.

– И что я теперь должен буду делать? – Я понимал, что раз меня назначили Голосом, то просто отсидеться где-то уже не выйдет.

– Писать. Как и раньше. Только теперь чужими руками. На Земле ты записывал то, на что тебя наталкивал наставник, а сейчас уже твой подопечный будет писать то, что ему расскажешь ты сам.

– И всё? – Мне показалось, что так просто ничего не бывает.

– Не совсем. Конечно, придётся ещё иногда играть роль его, если тебе так будет понятнее, подсознания, ангела-хранителя, внутреннего голоса, чтобы твой человек вообще встал на нужную дорожку. Ты же и сам помнишь, как в том мире непросто решиться стать писателем. Вот ты и должен будешь сначала направить его в это русло, а уже потом помочь написать то, что не успел написать ты сам. Чем-то похоже на реализацию родителей через детей, не находишь? – И Mr. Sandman впервые с момента нашей встречи широко улыбнулся.

Закрепление за мной подопечного было назначено на завтра. Остаток же сегодняшнего дня я мог посвятить знакомству с новым миром, с городом, со своим домом. Хоть Mr. Sandman и утверждал, что мы все и не боги, и не волшебники, но и абсолютно нормальным то, что тут происходило, назвать тоже было нельзя. Так, например, я сразу после нашего с ним разговора точно знал, где находится мой дом и как до него дойти пешком, хотя, конечно же, мне об этом никто не говорил.

Выйдя из старой ратуши, я походкой туриста отправился на юг, в сторону, как мне казалось, своего дома. То ли от того, что теперь я был более внимателен, то ли оттого, что я никуда не спешил, а может быть, потому что я теперь стал, если так можно выразиться, «своим», мне на глаза стали попадаться другие обитатели моего нового места пребывания. Выглядели они, по большей части, как и полагается жителям маленького немецкого городка – в простой одежде, без каких-либо жабо или шляп с перьями. Люди как люди. Только чуть прозрачные, как и я.

Я пока точно не знал, как устроены самые простые бытовые моменты в этом городе. Ну, например, придется ли мне ходить в магазин? Нужно ли покупать лампочки для люстры? Есть ли тут вообще люстры, или свет появляется сам по себе безо всяких дополнительных приспособлений? Думая о таких вот глупостях, я буквально за пять минут дошел до своего дома. Как я понял, что это именно мой дом? Так и понял – проходил мимо очередного пряничного красавца, и меня как будто осенило – это же мой дом, чуть мимо не прошел!

Двухэтажный коттеджик с миниатюрным садиком и старинной деревянной дверью, украшенной клёпками и металлическими рейками-лентами, был чист, светел и в нем не хватало только одного – хозяина, меня то есть. Заходя в дом, я мысленно представлял себе обычное жилище, к каким привык в пору своего земного этапа жизни: шкафы, посудомойка, плита с духовкой, ТВ на полстены. Да, я это представлял. Но не хотел. Поэтому, когда я оказался в просторной прихожей-гостиной, в глубине которой виднелись проходы еще в две комнаты, моему взгляду предстал огромный камин, выложенный плоским камнем, да пара английских кресел с высокой спинкой цвета ночного неба. Больше тут не было ничего.

Пройдя в дальний конец прихожей, я заглянул сначала в правую арку. Моему взору открылся небольшой кабинет или, скорее, библиотека с массой старинных книг на высоких, под самый потолок, стеллажах красного дерева. Стол и кресло у окна, камин поменьше, чем в прихожей, напротив камина – кожаный диван тёмно-вишневого цвета. Левая же арка привела меня в спальню – ничего сверхъестественного: окно, кровать, какая-то странная, но притягивающая взгляд картина у изголовья.

Я вернулся в кабинет и уселся на диван. Уютный домик. Для меня одного – в самый раз. Только, что показалось мне странным, не было ни кухни, ни уборной. Неужели тут удобства на улице, а кухня где-то на заднем дворе в сарайчике? И тут я вспомнил про второй этаж. Точно, видимо, всё это располагается там – странно, но не критично, надо пойти посмотреть.

Поднявшись на второй этаж по отличной, широкой и крепкой лестнице я был несколько ошарашен увиденной картиной. Весь второй этаж представлял собой одну огромную комнату мансардного типа. У небольшого окна стоял на треноге телескоп начала XX века от Джона Брашира, отлитый словно из золота. В другом же конце комнаты виднелись стеллажи с пластинками, стойка с проигрывателем и колонками да точно такая же пара кресел, как и в гостиной.

Пройдя через пространство комнаты, я уселся в одно из кресел и попробовал осмыслить, что же всё это значит. И как мне кажется, пришел к единственно верному выводу. Как бы странно это ни звучало, но я теперь – бестелесный дух, мне уже просто не нужны столовые и ванные комнаты, а всё остальное в доме – инструменты, необходимые именно мне для сохранения душевного покоя, равновесия и поддержания некой творческой активности, которой мне предстоит заниматься теперь следующие n-цать лет, веков или тысячелетий.

После такого открытия мне стало гораздо легче. Всё-таки не каждый день умираешь и становишься неким Голосом в городе, где живут не боги, по их собственному утверждению, которые способны управлять всем творчеством людей на Земле. Кухню жалко, конечно, поесть я всегда любил, ну да ладно, переживу. Я уже вообще всё пережил, в некотором смысле.