Евгений Кузнецов - Жизнь, Живи!

И мне – спокойно.

–– А что ты мне подаришь?

–– Я сам подарок.

Она смеётся – как смеются на что-то, прости господи, оригинальное.

(Безденежье в последнее время – постоянное, гневное… В обмен на что?.. Деньги – как растянутая резинка: думаешь, дай чуть-чуть отстригу…)

Ни родители мои, ни сёстры мои не ведают о ней у меня.

Сама она не просится с ними знакомиться.

И то: моя родня – совсем другая.

Однажды – думая о моей родне – я спросил её: кем она хотела бы, если б случилось такое, вновь родиться – мужчиной или…

–– Только женщиной!

После этого – даже нельзя вообразить её знакомой с моими родными.

Другой случай сравнения был ещё контрастнее.

Стояли мы вдвоём куда-то ехать – куда знала она.

Автобусы все – мимо.

–– Почему?

–– На этой остановке не останавливаются.

–– Как так?..

–– На следующей.

–– Что же мы стоим тут?!

–– Ты тут, и я тут.

–– Что же ты не сказала?

–– Ты мужчина!

–– Да я не знал… не мог знать…

–– Мужчина – ты. И ты должен всё знать. И всё решать.

Ну! – Разве можно её знакомить?!..

…Полутемно. На часах – сколько-то рано утра. Я – на девятом этаже, у окна. Подо мною – какие-то крыши, что ли, и деревья. Передо мною – река широкая, бледно-матовая, недвижная. За нею – тёмная, почти чёрная полоса далёкого леса. Но дальше и выше – уже самое настоящее голубое небо.

Торжество: восторг и ужас!

Яркая-яркая точка появилась над чёрной полосой!.. Сама по себе. Алая-алая… точка… уже чуть ниточка… в брызгах алых мелких лучиков…

Я – наверняка разумное существо, раз смотрю на это и вижу это.

Яркая нитка, уже ленточка, уже овальная… ярко-оранжевая… ярко-алая… всё растет вверх – быстро, зримо…

Неужели не впервые на белом свете такая красота?!..

Неужели – не в последний раз?!..

Шар уже целый, недоступно-яркий, родился сам по себе.

Он всплыл, кажется, из той далёкой темноты, и на мгновение грезится, что стоит лишь переплыть реку, добежать до того леса – и увидишь тот шар вблизи!..

Это и есть то самое Солнце? – На которое за всю жизнь не зажмурившись даже не глянуть…

И как оно зримо-быстро подымается вверх! Неужели ему, чтобы проплыть по голубому небу, потребуется целый летний день?!..

Но – отвожу глаза.

И грустно если немного – так разве только от скучной мысли: что в городе в этом в обширном нету более разумных существ – иначе бы они стояли сейчас по всем площадям и смотрели бы на сей Шар…

Любимая женщина – это моя одежда и моё тело в моей одежде, это мой дом и мой уют в моём доме. Это так – даже когда я просто хоть вижу её на улице издалека.

Между тем – забота постоянная становится всё навязчивее.

Утром у неё под душем:

–– Надо начать этот роман с полового акта!

–– "С описания, с описания".

Роман мой новый был словно уже написан, просто был – где-то… был написанный, но – не записанный…

Обычно у меня на листке в книжке два-три слова всего, но вот я сел за стол, коснулся авторучкой чистой бумаги – и ни весть откуда!..

–– Теперь-то весть.

–– "Жди".

Стопа набросков лежит существенно и призывно – пугая меня будущей радостью.

Однако…

Бумага бумагой, но – всё что-то не так.

Новая идея – неиспытанные и неумелые страсти.

Но сейчас – откровенно не стыдливые. Ведь идея моя – разумеется! – откровение для мира вообще.

И, знаю по себе, надо лишь сесть безоглядно.

Однако…

–– Что же ты не пишешь, Павел?..

Формула жизни – Отдавание: число некое, на которое весь Мир и всё в Мире делится строго и без остатка.

Прежде всего:

–– Человек на этом свете – побывать!

То есть: поведение всё его, поступки все объясняются, в конечном итоге, тем, что он, человек, дух его, в этом мире, на этом свете, в этой жизни, а именно – в видимой жизни, и конкретно – в этом теле, – побывать.

Буквально: где-то был, где-то будет.

Но понимает он это не осознанно, а – исподволь.

Пешеход ли идет любой, старик ли на лавочке во дворе сидит – смотрят они так, словно перебывают тягучее время в тундре или в пустыни и не видывали себе подобных, по крайней мере, год; пассажир ли входит в троллейбус – прочие все разом взирают на него, будто это им новый сокамерник или пациент.

Где-то был, где-то будет…

Ведь это же так!..

А здесь сейчас, теперь, пока – временно.

А временно и есть временно!

Как в гостях, как в поездке, как в отлучке; то есть где-то – вне!..

И так относятся в целом к факту своей жизни.

При объяснении поведения человека в первую очередь из этого и надо бы исходить.

В гостях и есть в гостях. – Не абсолютно серьёзно.

А разве не так?!..

–– Из этого надо исходить!

Странно… и даже как-то жутко, что об этом никогда никто… не писал…

А я?.. Уже, уже…

Итак. Я – всегда был

Просто с известного времени, "родившись" (в кавычках – так как родилось-то всего лишь тело), я гляжу на мир глазами существа, человека, которого, казалось бы, я вижу в зеркале.

И не важно: на этом свете я или на том.

В видимом мире или в невидимом.

Я же не жалею, что я – бываю во сне.

(Разве что, впрочем, жалею иногда, что – именно в этом сне!..)

Самое лютое и, одновременно, самое скрытное желание человека в этой жизни – замереть вдруг на месте и, сжав кулаки, заорать:

–– Да что же это такое!..

Я же помню тот миг в колыбели.

Словно бы я пробудился – в тот Миг – от думанья…

Не знающий – от людей – ни единого слова:

–– Куда же я попал?!..

Интонацию даже этого вопроса помню.

И ощущение возраста было: определённо, я взрослый… Или как выразиться? – Возраст – меня.

А теперь вспоминаю – впечатление явного биографического факта.

И – вещество тоски…

Что было со мною до этого реального факта?.. Что будет когда-нибудь после известного реального?..

Жизнь моя – которая – телесная! – воспринимается мною теперь не ландшафтом, а – тропинкой.

Ведь я тут, в видимом мире, всего-навсего – побывать…

И почему раньше у меня не было потребности об этом… да, написать?..

Итак, тот Миг – первый. А второй, третий?.. Я словно попал в кучу ярких, пестрых кружащихся серпантин.

Словно мне была сделана инъекция – для забвения себя, меня.

Мыли, кормили, окрикивали, шлепали…

–– Но никто в начале моей жизни не сказал мне о жизни самого главного!

Ни всё человечество даже.

Значит – все с инъекцией?..

Я жил – будто забыв название улицы, которая моя, будто среди улиц, которые – не мои.

Но исподволь-то я помнил!..

И – непрерывно, постоянно.

…Ребёнком, ещё едва встав на ноги, я, словно опять осознав себя, меня, понёс по жизни первую и первейшую обиду – Обиду… которую с годами и событиями нарастил и перепроверил… и теперь могу выразить одним словом: