Константин Кантор - Скитальцы

На следующее утро, дежуря и растапливая в кане снег, я размышлял о многом:

1) Как же хорошо зимой в лесу, когда от огромной толпы, идущей на осенний слёт, побухать и пощупать девок остаются к декабрю один-два человека, по-настоящему любящих эту неприхотливую походную жизнь.

2) с Кабаном, хоть он и миляга, я в одной палатке спать не буду.

3) Когда залезаещь в спальник, то берцы можно в принципе не снимать, к утру всё равно на ногах высохнут.

Майский вечер обдувал прохладным ветерком. Дома еще не успели накалиться, и город еще не дышал раскаленным бетоном как, например, в середине лета.

Мы сидели в училищном дворике кто – то на складных стульях, принесенных из нашей каморки, где базировались все вещи турсекции, кто-то на стульях которые надо было потом разнести по кабинетам, а кто-то ютился на ковриках, прямо на клумбе. Охранники давно уже переложили свою работу на остающихся в училище ребят, которые оставались в будни вахтерить до утра. Наталья Яковлевна Мих, – человек, на котором держался порядок в училище и наш тренер, имевшая обыкновение задерживаться стенах нашей альма-матер и допоздна с турсекцией, волейболом или самодеятельностью, ушла в этот вечер пораньше, ввиду того, что на следующий день мы шли в поход.

К десяти вечера дневная духота спала окончательно, мы закрыли ворота на замок, поставили училище на сигнализацию и, вынеся два примуса на крыльцо, поставили кипятиться воду в канах. В одном забабахали рис с мясом, в другом крепкий чаек. Обсуждали завтрашний поход. Потом вынесли из ПСП (походно-складского помещения) гитару, и принялись петь. Парочка парт, составленных вместе и накрытых тентом – серебрянкой служили нам столом, на котором стояли алюминевые кружки, миски и каны с едой, ложек как всегда не хватало. Поднимаясь на третий этаж, отнести лишние стулья в кабинет, и проходя мимо стендов с нарисованными в кремово-серых тонах самолетами, я поймал себя на мысли, что рано или поздно, с уходом Натальи училище из авиационно – технического превратится в обычное, где уже не будет кабинетов с наглядными пособиями, еще советских времен, холла с огромными фотографиями самолетов, нашей походной каморки, кабинета МихНЯ с ледорубом на стене, уже ставшего для нас, учеников и бывших учеников, таким родным. И уже не к кому будет, проходя мимо училища, заглянуть на огонек, на чай с печеньем…

Ночевали мы прямо в душном ПСП, между стеллажей с байдарками, рюкзаками, пенками, шкурами и. т. д., укрывшись спальниками, окно на всякий случай, во избежание палева со стороны директора Леонида Сергеевича, прикрыли, оставив открытой настежь только форточку.

Вот и наступила пятница.

Утром поднялись в полдевятого, передали вахту охраннику, отрапортовались об отсутствии происшествий на вверенном участке, и пошли умываться. Наталья уже, ни свет, ни заря, была на рабочем месте, разговаривала с кем – то по телефону, увидев наш коллектив, кивнула. Перед построением на занятия, я намекнул старосте, чтобы меня поставили дежурным по раздевалке. Учиться в день выхода в поход совсем не хотелось, но старый отрицательно мотнул головой. Сбегая после спецтехнологий вниз, в столовку, я к своему огорчению узрел дежурными по раздевалке пару из группы операторов. Пара увлеченно забивала козла карманными костяшками на чешской книжке «Три дуба», (про летчиков). По столовой дежурить, ребят из нашей группы, отказывающей подчиняться всем кроме мастера и Натальи, почему -то не посылали. На обед все собрались во дворе шараги и травили анекдоты. Погода вроде обещала быть без дождя. Ближе к обеду в училище нарисовался с рюкзаком и гитарой Ноздря, закончивший у себя в технаре занятия раньше. Старики подтянулись к окончанию занятий. Мне не терпелось похвастать однокашникам знакомством с большими, солидными дядьями – выпускниками. Последняя пара прошла у меня в «командирском гальюне», где мы с еще одним товарищем давали гитарный концерт группе секретарш, прогуливавших свою пару. Девчата напрашивались в поход. С важным видом пообещали обсудить данное предложение «на высшем уровне», и по звонку побежали на первый этаж.

В ПСП уже кипела вовсю работа. Старики переодевались, не прикрыв дверь, собрав огромную аудиторию девчонок, у которых учебный день уже завершился. Чертежники возились с примусом, но увидев меня, торжественно передали «Смерть Туриста» мне, наказав чистить иглу до посинения. Я разложил запчасти примуса на газете, велев соседям приглядывать, чтоб не разбросали, побежал собирать рюкзак. Сложил пенку вчетверо, запихнул в рюкзак, туда же полетел спальник и бушлат. Потом я наведался в каморку, взял две пачки макарон, послал кого-то за тушенкой, положил макароны в каны, запихнул их в рюкзак, и на этом завершил сборы. Полномочия старшего и ведущего делегировали Юре Баюрову, («Длинному»).

По весне мне особенно нравилось в спортзале. Время там как будто застыло в начале восьмидесятых. Изредка, залетавший в зал ветерок шевелил висевшие по стенам пожухлые спортивные вырезки и фотографии прошлых лет, а также старые, пропылившиеся наградные вымпелы которые никто никогда не снимал и не менял. Через стоявшую в зале во время занятий пыль просвечивали тоненькие лучики солнца.

Я улегся на маты напротив окна в спортзале, так чтобы не слепило яркое солнце, и стал смотреть на игру волейболистов.

На горизонте появиля усатый физрук Михал Юрич.

В поход? – спросил он.

Угу! – ответил я. До понедельника.

Он посмотрел на меня с плохо скрываемой завистью – «Везет же!»

Вернувшись к примусу, я собрал его, упаковал и вышел с рюкзаком на крыльцо. Вся походная банда, облепив, как воробьи парапет у входа в училище, галдела и визжала, кто во что горазд, плясала, орала на песни под гитару и пила пиво. Ждали Наталью. Я вклинился в ряды веселящихся, кинул рюкзак в сидящих на парапете, отобрал гитару, получил подзатыльник, и, дернув струны, запел песню балансируя на одной ноге, второй придерживая гитарную деку. Из ворот показалась Наталья Яковлевна с белым анатомическим рюкзаком, на оттяжке которого висела чёрная траурная лента (память о трагически ушедшем выпускнике, – Н. Павлове).