Соня Пучкова - Новый день. Коллекция повестей и рассказов для медленного чтения

– Вы ко мне? – обратился к ней толстый дядя, с трудом поворачиваясь в кресле.

– Вы – главный редактор? – робко спросила девушка.

– Я.

– Тогда я к вам, – решилась Писательница и переступила порог редакторского кабинета.

– По какому вопросу? – остановил он её, даже не предложив ей присесть.

– Я… Меня зовут Екатерина Толстая. Я учусь в пединституте на втором курсе. Я написала рассказ…

– Простите, но мы литературой не занимаемся. Мы – общественно-политическая газета.

– Извините, что потревожила вас… Но если только прочитаете, не для печати… – Писательница уже и отказалась от мысли о публикации. – Хотя бы только рецензию…

– Нет, это исключено. Я очень занят, и мне некогда читать и давать какие-то рецензии, – равнодушно заключил редактор.

Писательница вздохнула. Но в душе она даже была рада, что ничего не получилось: этот, казалось, не был кабаном.

Задумавшись, Писательница брела по коридору в сторону выхода, как вдруг на неё налетела невысокая худощавая женщина лет сорока с высокой стопкой бумаг в руках.

– Простите, простите, пожалуйста! Ради Бога, простите! – воскликнула женщина, когда бумаги опрокинулись на девушку и разлетелись вокруг.

– Извините… – пробормотала Писательница, подбирая вместе с ней бумаги.

– Простите меня, с этими документами замаялась, – вздохнула она, проведя по лбу тыльной стороной ладони. – Не редакция, а сумасшедший дом какой-то. Шефа сменили, так теперь всё просто кувырком… А вы к кому пришли? К шефу?

– Ну да, к главному редактору, – смутилась она прозвищем «шеф».

– А что вы у него хотели, если, конечно, не секрет?

– Я принесла рассказ, а он отказался даже прочитать его…

– Увы, мы рассказы не публикуем, – улыбнулась женщина. – Вы немножко не по адресу. Вам бы в «Литературную губернию».

– Я там уже была, – вздохнула Писательница.

– И как?

– Ничего…

Женщина помолчала минутку и, поправив съехавшие на кончик носа узенькие очки в чёрной оправе, сказала:

– Думаю, как вам помочь… Знаете, есть у нас один человек, который мог бы прочитать рассказ и, если хотите, мнение своё высказать.

– Да, да, пожалуйста! – обрадовалась Писательница.

– Давайте ваш рассказ, я ему передам. Его нет сейчас в редакции.

Писательница передала женщине папку с рассказом.

– Мы не познакомились. Я Лидия Ивановна, ответственный секретарь, а вы?

– Екатерина Толстая. Там написано.

Через неделю, как было условлено, Писательница снова пришла в редакцию, но теперь уже в самый разгар рабочего дня. В коридоре находилось много народа и было очень шумно. И журналисты действительно перебегали из одной двери редакции в другую с рукописями и чашками в руках.

– Где я могу найти Александра Алексеевича Щукина? – спросила она у невысокого мужчины средних лет, который показался ей наиболее имеющим отношение к писательству, потому что был в джинсах и рубашке навыпуск без галстука. А ещё у него были длинные чёрные волосы с проседью, собранные в хвост, на загорелых щеках росла щетина, а карие глаза смотрели на незнакомку живо и доброжелательно. Этот-то и был похож на Критика.

– Я к вашим услугам, – улыбнулся он, слегка поклонившись. – С кем имею честь говорить?

Начало Писательнице понравилось.

– Екатерина Толстая, – она протянула журналисту руку.

– Катя! Здравствуйте! Можно мне так вас называть? – воскликнул Щукин, крепко пожимая маленькую ручку в кружевной перчаточке.

– Можно.

– Ну тогда и вы меня называйте Сашей, или Саней, или Шуриком, как угодно, но только не Александром Алексеевичем.

Согласиться было сложно, потому что Писательница звала по имени-отчеству и на «вы» некоторых приятелей из писательского общества, а порой даже Критика и Профессора.

– Я… попробую.

– Хорошо! Пойдёмте ко мне, я вас кофе угощу. Любите кофе?

– Да, можете чёрный без сахара? Или мокко?

– Знаток! – засмеялся Щукин.

Писательница улыбнулась. Два года в писательском обществе не прошли даром.

Щукин привёл её в один из кабинетов без таблички, пропахший табачным дымом. Это была узкая длинная комната с большим окном напротив двери и высоким потолком, испещрённым трещинами. На пожелтевших обоях висела политическая карта России и портрет президента, а на столе среди вороха рукописей, печатных листов и газет стояли сморщенный кактус в горшке и чашка, наполненная блестящими обёртками от шоколадных конфет. Журналист выудил рассказ Писательницы из-под груды бумаг и шлёпнул им по журнальному столику, заставив подпрыгнуть пепельницу с горой окурков.

Писательница присела в одно из кресел у окна. Щукин уже закурил сигаретку и с ней в зубах готовил кофе на маленьком холодильнике, заменяющий ему кухонный стол.

– Давно вы пишете? – спросил журналист, погрузившись в кресло.

– Это мой первый рассказ, – ответила Писательница.

– Неплохое начало, – улыбнулся он.

– А… как вам он? – ей не терпелось услышать рецензию, хотя поговорить с внезапно обнаруженным настоящим кабаном тоже очень хотелось.

– Подождите… – поморщился Щукин, отпивая из чашки, – не спешите так. Расскажите лучше, кто вы, чем занимаетесь… Кстати, можно на «ты»?

Писательница кивнула. Она провела пальцем по переносице, будто поправляя невидимые очки, и произнесла отчего-то дрогнувшим голосом:

– Я… учусь на втором курсе у нас в пединституте на филологическом…

– Ага, филфак… – задумчиво протянул Щукин, закуривая сигаретку. – Я тоже его оканчивал.

– Да? – удивилась писательница. – Но я, знаете…

– Зна-ешь, – поправил её журналист.

– Знаешь, – выдавила из себя Писательница. – Это мои родители настояли туда поступить.

– Родители… – тихо повторил Щукин, выдыхая дым. – Понятно.

Писательница смутилась. Она не любила говорить о том, что за неё многое решают родители. Она хотела выглядеть взрослой и самостоятельной даже в глазах кабана. И тут ей пришла идея. Извинившись, она наклонилась и достала из своей сумки трубочку. Щукин как открыл рот, выпуская дым, так и остался с раскрытым ртом.

– Ты… куришь табак? – в полном замешательстве спросил он.

– Курю, – усмехнулась Писательница, ловко набивая трубку.

– Однако… – произнёс журналист. Молодые писательницы, курящие трубки, ему ещё не попадались. Щукин стал молча наблюдать, как она её раскуривает.

– Да, в общем-то, родители меня заставили поступить на филфак. Я вообще не хотела тогда учиться. Школу еле вынесла, – рассказывала Писательница, пуская колечки. Сигарета журналиста сгорела уже до самого фильтра. – Да и сейчас думаю, что бы сделать, чтобы заставить родителей не доставать меня учёбой… Вот… Первый рассказ… Я до этого лет десять, наверное, только сочиняла, но ничего не записывала.