Татьяна Щеглова - Авиаторы света

…Подниматься в несусветную рань, умываться ледяной водой, отказаться от прежних привычек, весь день быть на ногах, стараться быть полезной и максимально впитывать новые впечатления – это, на удивление, не мучило нисколько, напротив, создавало необычную лёгкость и эйфорию.

Одна из паломниц однажды посоветовала мне помолиться ночью в часовне святителя Тихона Задонского. Не подумавши, я самонадеянно в одиночку отправилась туда воплощать идею. Ночной монастырь был необычайно красив и безлюден, я только позже узнала, что по ночам ходить по территории не принято. Фонари высвечивали мощённые кирпичом дорожки и кроны деревьев. В крошечной келейке святителя, таинственно подсвечивая иконы, горели лампады и свечи, под ногами лежал толстый ковёр… Но стоило мне только начать молиться, как эхо, странное эхо тут же стало вторить моим словам. Волосы на моей голове зашевелились от ужаса и встали дыбом. Мурашки побежали по коже. Неимоверным усилием воли я заставила себя дочитать намеченный круг молитв. Читала излишне поспешно, а как уж добралась до кельи, почти что не помню…

Рассказала о случившемся своим соседкам-паломницам, они ещё не спали. Ожидала, что засмеют. Ничего подобного!

– А что, – строго произнесла рассудительная Саша. – Святитель, как известно, изгонял бесов. Вот они и злятся, мстят до сих пор, смущают прихожан и паломников… Точно, это их выходки, в келейке святителя и не такое бывает!

Рано утром, в 5.40, при свете лампад и свечей в храме начинался молебен, во время которого все просили у Господа, Божией Матери и святителя благословения на грядущий день. После молебна слушали утренние молитвы и читали записки о здравии и упокоении, потом следовал чин Литургии. Я старалась выстоять всю службу на ногах, но иногда позволяла себе опуститься на одну из скамеечек, в храме их достаточно много, потом снова вставала. Пытаясь не расслабляться в мечтаниях, в какой-то момент я всё же выпала из времени и, как мне кажется, ощутила золотистый струящийся свет этого Храма. Он легко проходил свозь цветные витражи окон, парил над певчими и устремлялся к куполу, постепенно заполняя пространство…

На третий день пребывания я исповедалась и причастилась. Мне, как и всем, выдали две красивые белые просфоры, на каждой из которой был след маленького копья. Я поняла, что наконец-то принята в большую монастырскую семью, приютившую у себя, помимо монахов, паломников и трудников со всех уголков России.

К тому моменту я уже привязалась к тем, кто меня окружал, с кем делила работу, кров и стояла на службе.

Полюбила юную маму Руслану, приехавшую в монастырь вместе со своей четырёхлетней дочкой-метиской Лидочкой откуда-то с Украины. У девочки ярко выраженная африканская внешность: характерные навыкате карие глаза, широкие губы и… русые, в очень мелких кудряшках, волосы – где бы ещё двадцатилетняя мать и её дитя встретили столько добра, как не в монастыре? А здесь, «в церковной ограде», каждый старался сказать темнокожей девочке в русском цветастом платочке доброе слово, сунуть мимоходом в её ладошку пряник, конфету. И когда юная мама трудилась на кухне, то свободные от послушания бабульки нянчились с девочкой, как со своей внучкой, рассказывали сказки и водили гулять…

Полюбила старенькую Александру Ивановну, которая, несмотря на возраст, каждый раз старалась взять на себя больше работы и не позволяла себе присесть во время церковных служб. И конечно, часто вспоминаю и бесконечно благодарна моей наставнице Марии, худенькой поварихе из трапезной – с её бесконечным терпением и протяжным белорусским говором. Сама не зная того, на время пребывания в монастыре она стала моим воспитателем. («Духовных бесед надо убегать, – в самом начале знакомства сказала она, – это даже монахиням и послушницам не дозволено, не то что нам, грешным, только батюшки просвещают духовно»). Я старалась не задавать лишних вопросов. Мы просто ежедневно трудились на кухне, а после читали молитвы. На утренних службах, глядя на её смирение и обильные слезы – Мария исповедовалась и причащалась ежедневно, подолгу, и казалось, не будет конца её бесконечному перечислению грехов, не закончатся слёзы, сотрясающие маленькую хрупкую фигурку, – я каждый раз понимала, насколько я духовно ниже неё и вряд ли когда-нибудь дорасту до её понимания духовного мира.

Мария жила в монастыре уже семь лет, но по-прежнему считала, что не в праве претендовать даже стать рясофорной инокиней, не то что мантийной монахиней, оставалась кандидатом на роль послушницы.

Глядя на её огромные, в пол-лица голубые глаза, всё ещё красивые, несмотря на тяжёлую работу, аристократичные руки и согбенную фигурку в плоских стоптанных туфлях – лицо и натруженные руки вступали в противоречие и не сходились по возрасту, – я невольно сравнивала её с некоторыми проплывающими мимо меня, будто ангелы, монахинями – с их белоснежными бесстрастными лицами, отглаженным облачением и продуманной обувью на удобных колодках.

Прости мне, Господи, эти сравнения! На службах они пели возвышенными «небесными» голосами, и вряд ли кому могло прийти в голову их о чём-то спросить, это показалось бы кощунством. В храме мирские и монахини сидели раздельно, по разные стороны, скамеечки для монахинь размещались справа, а для прихожан и трудников – слева. Скорее всего, молитвы мирян не всегда были столь бесстрастны, как предписывает наша Церковь, зато очень искренни. Иисусов Крест закровоточил в этом Храме именно с левой, «мирской» стороны…

Вернувшись домой, я тем же вечером написала матушке Алипии письмо о том, что о многом подумала и хочу уйти из «Липконцерта», и вот что она ответила:

10 октября 20… г., 1:05 пользователь м. Алипия написал:

Дорогая Тата!

Насилие, в том числе и профессиональное, на работе – это то, от чего Господь всегда ограждает человека. Если в человеке подавляется не его воля, а душевный мир, как в твоем случае, тогда это ложь во смирение и надо менять окружение. Чтобы окончательно себя неокрепшего не сломать, надо потреблять удобоваримую человеку духовную пищу. Подвиги должны идти от возогретого Духа. Мы к ним не готовы. Господь от нас и не требует их! Хранение мирного устройства и в работе, и в семье, и в церкви – вот та атмосфера, в которой человек сможет работать над очищением своего сердца. Избавиться от страстей, а не прибавлять их: в этом духовное возрастание.

С неизменной любовью о Господе м. Алипия.

И тогда я ей написала:

10 октября 20….г., 3:05 пользователь Татьяна <@list.ru> написал:

м. Алипия, здравствуй и спасибо за это письмо! Не представляю, кому бы я могла всё это рассказать. Любое слово, а написанное – тем более, сразу попадает наверх, ведь «вначале было слово»… Наверное, это та причина, по которой я редко бываю на исповеди – мои собственные излияния кажутся кощунством, ещё не готова.