Анатолий Самсонов - Фокус гиперболы

Тиберий остановился, спешился, обнажил голову и передал шлем и поводья мгновенно оказавшемуся рядом Марку Пипинну. Уверенными шагами неторопливо направился к царю, не доходя шагов пяти остановился, замер, выбросил в приветствии правую руку вперед и вверх и, прямо глядя в царские глаза, громко и четко провозгласил: – Император Октавиан Август, Сенат и Народ Рима приветствуют тебя, государь! – Тиберий опустил руку, приложил ее к сердцу и церемонно поклонился. Тиберий увидел, как стоящий за Туллием римский переводчик начал говорить, но лысоватый человек в тоге жестом остановил его и начал переводить сам. Стоящий за ним глашатай, повторяя его, громко выкрикивал слова. Тиберий чуть выждал и продолжил: – Император Октавиан Август, Сенат и Народ Рима желают тебе долгих лет жизни, процветания и вечного мира. – На этом первая протокольная часть визита закончилась. Тиберий еще раз поклонился царю, про себя рассуждая: «Какой глупый церемониал, какие никчемные слова. Всем известно, что не бывает вечного мира, да и вообще – что на этой земле вечно?». Как только глашатай замолчал, царь Тигран подошел к Тиберию, развернулся, встал с ним рядом, и, приглашая, рукой указал на ворота. Люди расступились, освобождая им дорогу. За царем Армении выстроилась его свита во главе с лысоватым человеком, за Тиберием двинулись переводчик, Туллий, Пипинн и двое людей из его команды. Легион замер и остался на месте. Лишь только процессия миновала створ ворот и вышла на городскую площадь, к царю и Тиберию подвели двух оседланных великолепных белых жеребцов. Царь и его гость последовали далее верхом, чуть отставшая свита передвигалась за ними пешим порядком. Тиберий ехал рядом с царем, с интересом осматривая дома и дворцы знаменитого города. А в голову лезли странные мысли: «Сюда – к Армянскому Карфагену – устремлялись с легионами и Домиций Кальвин, и Марк Аврелий Котта, и Луций Лукулл, и Гней Помпей, и Марк Красс, и Юлий Цезарь, и Марк Антоний. И все для того, чтобы стяжать здесь славу и богатство, установить свое господство и во имя этого пролить реки крови и разрушить этакую красоту. Но каков Август? Он решил идти другим путем. Salve Caesar imperator!»

В царском дворце Тиберию отвели отдельные покои, рядом разместили его немногочисленную свиту и предоставили время, чтобы все могли привести себя в порядок с дороги и отдохнуть. Тиберий отправил Марка Пипинна и одного из легионеров охраны к легату Корнелию за ларцем императора Августа и как только они ушли пригласил к себе Туллия. Когда он вошел, на его лице уже не было того выражения мучительного мыслительного напряжения как при встрече Тиберия у городских ворот, теперь оно несло явный отпечаток сомнений. – Туллий, – обратился к нему Тиберий, – еще там, у ворот, мне показалось, что вы чем-то смущены, огорчены или удивлены. Это так?

– Да, пожалуй, так, – неуверенно начал префект, – было чему удивляться.

– Что же вас удивило? – живо поинтересовался Тиберий, – расскажите мне, и не считайте, прошу вас, что есть мелочи, которые не заслуживают того, чтобы их озвучивали. Вы должны знать: мы прошли долгий путь и прибыли сюда по очень важному делу и каждая мелочь, не будь ей придано значение, может сыграть свою, не исключаю, и трагическую, роль.

– Хорошо. Все по порядку. Когда мы прибыли к воротам крепости Воланд, нас уже дожидался там лысоватый человек в светлом платье и с ним большой вооруженный отряд. Этот человек вышел к нам и спросил кто мы такие и чего нам надобно. Он был взволнован так, что даже путал латинские слова. Я представился. В ответ он представился как посланник царя и назвал свое имя – Авель. Я передал ему ваш тубус с грамотой императора и сказал: – Грамота адресована царю. – Его это не смутило. Он прочитал грамоту и было видно, что к нему пришло успокоение, у него даже вырвался, как мне показалось, вздох облегчения. Затем он повернулся и что-то быстро и властно приказал стоящему за ним человеку. Тот сразу убежал. Наш переводчик, он был рядом, шепнул мне, что лысый только что повелел повесить кого-то. Потом Авель долго расспрашивал меня о маршруте нашего движения, о численности легиона, о соотношении пеших и конных войск, нет ли у нас нового оружия – мегабаллист, о провизии: где и как мы пополняли наши припасы, нет ли у нас больных проказой и черной язвой, и как долго мы собираемся гостить здесь. Надо было видеть его мерзкую ухмылку, когда он задал последний вопрос. На кое-какие вопросы я ответил, потом мне надоело, и я сказал ему, что я простой воин и лучше бы он оставил меня в покое. Но он не оставил и все выспрашивал куда направится легион от стен Арташата. И не пойдет ли наш V легион Алауда к Рандее и Мелитене, где вдоль via Flaminia nova – новой Фламиниевой дороги – уже стоят IV Скифский, VI Феррата, VII Македонский и XII легион Фулмината. Очень любопытный и очень осведомленный человек этот Авель. Пока мы с ним так беседовали, в бойницу крепостной стены просунули бревно с привязанной к нему веревкой, и вытолкнули на стену человека с петлей на шее. Человек этот, увидев меня и легионеров, стал громко что-то кричать. Услышав, что он кричит, Авель, как мне показалось, хотел остановить казнь, но было поздно. Того – с петлей на шее – толкнули, он полетел вниз и задергался под бревном. Потом переводчик сказал мне, что тот кричал: «Спасите сына, он отомстит за меня». – Туллий замолчал.

– Значит, Авель, – медленно произнес Тиберий, – испуганный Авель, читающий царскую грамоту и без колебаний устраивающий показательную казнь. Ведь она была показательной, я правильно понял?

– Да. Точно так.

– Хорошо, Туллий, идите приведите себя в порядок и отдохните. – Тиберий остался один, скинул плащ, стряхнул с него дорожную пыль, снял с себя опостылевшие броневые доспехи и пояс с ножом и мечом, умыл лицо и руки, удобно расположился в кресле и задумался. «Волнение Авеля, чтение царской грамоты и успокоение, показательная казнь с неудачной попыткой отменить ее в последний момент. Что все это значит? И что он хотел показать этой казнью? Непонятно. Понятно одно: все это связано как-то с Клодием Криспом и талисманом Пятнадцатого легиона. Вот загадка» – Размышления Тиберия прервал Марк Пипинн. Он вошел в покои, в руках у него был ларец императора Августа.

Где-то далеко пробил гонг. Появилась четверка рослых, торжественных одинаково одетых слуг и с ними Туллий и переводчик. Он поклонился Тиберию и объявил: – Государь ждет вас. Тиберий встал и направился к выходу. Небольшая процессия в сопровождении четырех слуг двинулась по дворцовым переходам.

На улице уже стемнело, но в тронном зале от ярко пылающих факелов было светло. Царь Тигран восседал на троне, обитом красным шелком с золотым шитьем и под красным же шелковым балдахином. Его края были отделаны бахромой из тончайших золотых нитей. Малейшее колебание воздуха приводило их в движение, радуя глаз переливами красок. Тиберий подошел к трону, приложил руку к сердцу, поклонился царю и подумал: «Вторая часть протокола», – и громко начал: – Император Октавиан Август, Сенат и Народ Рима….– и далее цветистыми заученными фразами стал перечислять пожелания царю и армянскому народу. Закончил он так: – Выражая искреннюю любовь и уважение нашему брату – царю Великой Армении, император Октавиан Август, Сенат и Народ Рима преподносят в дар ему царскую диадему. – Марк Пипинн подошел с ларцем, Тиберий открыл его, достал диадему и в вытянутых руках на ладонях понес дар к трону. Грани царского рубина в свете факелов сыпали красными искрами. Царь Тигран поднялся с трона, принял диадему и со словами благодарности водрузил на свое царское чело. Пока царь совершал это действо, Тиберий вдруг уловил залетевший откуда-то запах жареного мяса, вспомнил утреннюю разделенную с Корнелием лепешку и почувствовал приступ острейшего голода. Царь Тигран, вероятно, тоже обладал хорошим обонянием, он тут же сошел с тронного возвышения, подошел к Тиберию, взял его под руку и повел в пиршественный зал. «Наконец-то, – подумал Тиберий, – третья протокольная часть. Эта часть уж точно не будет в тягость».