Андрей Дудко - Последователь

Потом Толику надоело, и мы пошли искать новое место. Он забрался по трубе на крышу магазина №16, а я с ним не полез. Сослался на то, что для таких вещей я недостаточно ловкий. А сам остался наблюдать со стороны, и потому на этот раз стесняться мне было нечего.

Ходил среди прохожих, будто был одним из них, и наслаждался реакцией. Магазин был таким местом, где люди боялись просто остановиться и поднять к Толику глаза. Бросали один быстрый, короткий взгляд, оценивали каким-то своим покупательским чувством, что этот раздражитель недостоин внимания, и скрывались в магазине. Только детям хватало простодушия открыто пялиться на него.

– Почему дядя кричит?

– Он дурак, – сказал мужчина с трапецеидальной бородой и усами. Правый ус у него был рыжим и ухоженным, а второй седым. На усах лежали вытянутые ноздри. Одним словом, это был священник. Он держал за руку ребенка, их сопровождала женщина в платке и длинной юбке.

– Неправда, – говорю. – Он дурачится, но это не значит, что он дурак.

Батюшка быстро спрятал сына в фургон и рассержено хлопнул дверцей.

– Не подходи к моему ребенку, понял? – зачем-то сказал мне.

Я спорить не стал.

Один моложавый пенсионер остановился под Толиком, задрал голову и послушал.

– Что-то он хватил через край.

– Ведь хорошо, когда человек поет, – сказал я.

– Да говно, о чем ты говоришь.

Рядом шла карликовая старушка, которая с ним не согласилась.

– Когда я была такой же молодой, как юноша на крыше, – натирая мозоли, шевелила она сухими губами, – я танцевала в колхозном кружке.

Из магазина вышла компания алкашей с торчащими из карманов бутылками. Они решили послушать бесплатный концерт и выстроились прямо у входа, мешая покупателям зайти или выйти. Картинно трясли головами, выражая балдеж и слияние с музыкой Толика, и припадали к бутылкам, как к вскинутым в небо горнам. Когда Толик закончил песню и заиграл бесконечное соло на одной струне, один из них воспринял это как приглашение спеть самому.

– Говорят, что Анатолий не потребляет алкоголий, – хрипло выкрикнул он, и алкаши дружно заржали.

Я подкатил к ним с разговором.

– Вижу, вы знаете Толика.

– Не то слово, – сказал тот, что пел. – Мы с ним друзья детства.

– А детство – самый запоминающийся период жизни, – добавил другой.

– Именно с Толиком мы пили те первые, далекие разы, которых так теперь не хватает, – с проблеском в глазах сказал первый.

Толик заметил, что я с ними разговариваю, и перестал играть.

– Димка, – обратился он куда-то. Глядел в это время на небо.

– Анатолий, – сказал его друг детства.

– Ты козел, блядь.

– С чего это?

– На день рожденья меня не позвал.

– До сих пор обижаешься? – удивился Димка. – Сорок лет уж прошло.

– Всех позвал, а меня нет!

– Да я забыл давно, ну ты даешь!

– Почему не позвал, я тебя спрашиваю?

– Не помню. Наверное, с девчонками хотел посидеть. А у тебя тогда пары не было.

– Козел же, блядь, говорю. Где твои девчонки?

– Не знаю.

– Вот именно. А я тут.

– Забей, – сказали Димке собутыльники. – Он же дурачок.

– Точно, – сказал Димка. – Пусть сидит тут, на крыше своей.

И повел компанию во дворы. Но стоило им свернуть за магазин, как Толик перегнулся через парапет и плюнул куда-то вниз.

Я забежал за угол и увидел, как Димка вытирает рукавом волосы.

– Словил? – спросил Толик.

– Словил, – сказал Димка. – Поквитаемся.

– Бобибаемся, – ответил Толик.

Димка пристально посмотрел на меня.

– Не трогай, – сказали ему друзья. – Пошли.

Он поправил бутылку в кармане и побрел за своей компанией.

Разыгравшаяся сцена дала людям внутренние полномочия, чтобы уделить Толику внимание.

– Слазь уже, – обратилась к нему бойкая женщина с начесом.

– Ты, – сказал Толик. И показал пальцем на толстяка, который занимал столько места, сколько стоявшая возле него молодая пара вместе с коляской.

– Я? – спросил толстяк и огляделся.

– Вор! Глупый, гадкий, толстопузый вор!

Толстяк выбрал из всех меня, посмотрел на мой живот, а потом с надеждой посмотрел мне в глаза.

– Братан, что он несет? Я – директор фирмы! Меня все знают!

Я пожал плечами.

– Канай отсюда, директор, – сказал Толик, – пока я тебя не покрошил.

Взял гитару за гриф и замахал ей в воздухе, будто булавой.

Директор булькнул что-то невнятное и сбежал. За ним молодые родители, расшатывающие плачущую коляску, поспешили ее укатить.

– Да слазь же ты, псих, – повторила женщина с начесом. Это была заведующая магазином.

– Пока милицию не вызовете, – ответил Толик, – не слезу.

– Уже вызвали, – сказала она.

– Не надо было, – говорю. – Он ведь приятный.

– Ты, Андрюша, ее не слушай, – сказал Толик, расслабленно закинув гитару на плечо. – Если бы она вызвала милицию, я бы об этом знал. В действительности она сама ментов боится. Я потому ей и напомнил.

К заведующей вышел грузчик в синем халате и с добрым смешным лицом, – он казался неплохим парнем.

– Сними его, Олежик, – попросила она.

– Как я его сниму.

– Поднимись и сними.

Олежик теребил пальцами сережку в ухе и думал. Народ активно шушукался.

Толик двумя руками поднимал гитару над головой и резко опускал, воображая, что бьет кому-то по голове.

– Олежик, – сказала заведующая.

– А?

– Два. Почему ты стоишь?

– Не хулигань, – сказал Олежик. – Спускайся.

– Спущусь отсюда только после моей смерти, – прорычал Толик.

– Ты гнилой дед, – донеслось из толпы, и в то же мгновение в источник реплики полетела гитара. Люди успели отпрыгнуть, гитара стукнулась об асфальт и разбилась. К ветру примешалось гудение струн.

– Ты злой, завистливый и расчетливый человек, – сказал Толик. – Гитару мне сломал.

Собралась над нами буря. С земли поднялись окурки, палочки и листья, и закружились воронками, каждая из которых висела, как галактика, под самым неправдоподобным углом. Одна оплела небольшую группу людей и стала размахивать перед ними ржавой оберткой. Люди поглядели на это и пошли по домам.

Первые капли тыкались в нас лениво, эпизодично, но с течением времени дождь разогнался.

Я прятался под скрюченной липой, Олежик с заведующей – под козырьком магазина, а Толик стоял на крыше и задумчиво глядел в бегущие от дождя спины. Вода струилась по нему, как живой костюм.

– Вы вместе? – спросил меня Олежик.

Я открыл рот, чтобы ответить, и задумался.

– Ну вместе, – сказал, и это прозвучало фальшиво, пересохше.

Кашлянул и повторил решительней:

– Вместе.

– Так забери его, пожалуйста. Хватит уже.

Толик спрыгнул с парапета на козырек, лег и перегнулся к Олежику.

– Какая у тебя сережка! – сказал. – Дай мне.

Олежика перекосило.