Григорий Шепелев - Три креста

– Это вы зря поставили их, – заметил Виктор Васильевич, сев на стул, – младшая сестрица всё оприходует.

– Вы о чём?

– О спиртных напитках.

– А сами будете?

– Да.

Рита очень быстро принесла с кухни пару бокалов и кока-колу. Заметив, что её не во что наливать, сходила за кружками. Гамаюнов сказал, что он будет водку, а Рита выбрала виски.

– Давайте выпьем, не чокаясь, – предложил ей Виктор Васильевич. Рита с радостью согласилась. Ей никогда не нравилось приплетать традиции к алкоголю. Опорожнив свой бокал, она опять закурила, разглядывая хирурга сквозь ароматный дым. У неё возникла догадка, что этот странный мужчина – врач. Уж очень он снисходительно усмехнулся, когда она поинтересовалась, не врач ли он! И она решила больше ему никаких серьёзных вопросов не задавать. Зачем? Ведь это она ему интересна. Женат ли он? Вероятно. Вполне ухоженный.

Ирка с Женькой, тем временем, перестали буйствовать за стеной, и Виктор Васильевич обратил на это внимание собутыльницы.

– Слишком тихо, – произнёс он, движением головы указав на стену, которая разделяла комнаты, – вам не кажется?

– Думаете, они там убили одна другую? – насторожилась Рита.

– Думаю, хуже.

– Чёрт! Что может быть хуже этого?

– Не убили.

Чёлочка над бровями Риты приподнялась. Пепел с сигареты упал на столик, мимо стеклянной пепельницы.

– Отлично! Если они так затерроризировали весь дом, то что ждёт меня?

– Ничего хорошего, если ты не будешь прятать от Женьки свои таблетки. Кстати, кто их тебе рекомендовал? Ведь их можно купить только по рецепту.

– Кстати, как вас зовут? – вдруг спросила Рита, – Вы не представились.

Гамаюнов сказал, как его зовут.

– Мне кажется, вас здесь все очень уважают, – продолжила собеседница, элегантно гася окурок, – можно узнать, за что?

– Понятия не имею. Должно быть, все надо мной просто издеваются. Меня не за что уважать. Я умею только читать стихи.

– Умеете только читать стихи? – протянула Рита, – великолепно! А может быть, отвратительно. Вы каких поэтов читаете?

– Только двух – Есенина и Твардовского. Когда выпью.

Рита была жестоко разочарована. Её чёлочка опустилась примерно на сантиметр, губы чуть дрогнули.

– Если так, то зря я вам налила, – вздохнула она, – я глупая.

– А кто твой любимый поэт? – спросил Гамаюнов, опять наполнив бокалы.

– Рита Дроздова.

Такого выпада Гамаюнов не ожидал. Он чуть не расплескал виски. Ставя бутылку, сказал:

– Ого! И ты публикуешься?

– Исключительно в интернете.

– А можешь что-нибудь прочитать из своих стихов?

– В принципе, могу. Но вы ведь тогда сразу начнете читать мне Есенина! Я вас знаю.

– Откуда ты меня знаешь-то?

– От Есенина.

Они выпили за поэзию. Вошла Ирка. Она была успокоена. На ней были очень красивые джинсы и страшный свитер с продранным рукавом. Взглянув на неё слегка пьяными глазами, Рита заметила вдруг деталь, которая в трезвые не бросалась, а именно: правый глаз копии Анжелики Варум немножко косил в сторону виска. Это добавляло ей шарма – правда, не ангельского, а ведьминого. Пристроившись на диване бок о бок с Ритой, Ирка во весь свой сахарный белозубый рот улыбнулась и промяукала:

– Добрый вечер, Виктор Васильевич!

– Добрый вечер, – ответил врач, – а где Женька?

– Женька устала и легла спать. Она вам нужна?

– Как аппендицит.

Ирка рассмеялась.

– Вот сразу видно – хирург! Плотник бы сказал: «Нужна, как сучок!» Шофёр бы сказал: «Нужна, как гаишник!», а проститутка сказала бы – как дыра в этом самом… как его?

– Проститутка бы растерялась, глядя на вас обеих, – прервала Рита, – лучше скажи, почему ты не на работе? Тебя что, выгнали?

– Нет, конечно! Просто со мной случилась беда. У меня опять разболелись ноги от этих форменных туфель. На нас ведь форма, как будто мы не официантки, а полицейские! Эти туфли мне натирают ноги. Я их сняла, начала ходить босиком. Клиентам это даже понравилось, но Тамарка – это администратор наша, сказала мне: «Если так, то лучше иди домой, отдохни!» Вот я и пошла.

– Форменные туфли тебе натирают ноги? – переспросила Рита.

– Да, ещё как! Смотри.

Ирка положила левую ногу щиколоткой на бедро правой – так, чтобы Рита смогла увидеть её стопу с нижней стороны. И Рита увидела на ней пластырь, белевший около пальцев.

– Кто-то мне говорил, что в том ресторане, где ты работаешь, есть рояль, – припомнил Виктор Васильевич, когда Ирка опять поставила ногу на пол, – так почему ж ты официантка там, а не пианистка?

– Ну, вот ещё! – оскорбилась Ирка, – я лучше ноги сотру до самых костей, чем сяду играть чавкающей пьяной быдлятине! Мне учиться ужасно трудно. Я не хочу, чтобы мой труд и труд моих педагогов был ради этого. Понимаете?

– Результат этого труда никуда не денется, если ты поиграешь «Мурку». Разве не так?

– Как вы не поймёте? Вот вы – хирург высшей категории. Поработайте мясником для разнообразия! А вот Ритка – поэт. Пусть посочиняет агитки для стенгазеты! Или частушки. А я для вас, когда вы сопьётесь сыграю «Мурку» с синкопами. Красота!

– Да не кипятись, – признал себя побеждённым Виктор Васильевич, – все приличные люди и так спиваются.

– Я пока ещё не спиваюсь, – остыла Ирка, – знаете, почему? У меня – спортивный режим. Я хочу пойти стриптизёршей в какой-нибудь ночной клуб. А почему нет? У меня для этого есть все данные и разряд по гимнастике.

Говоря так, Ирка смотрела на алкоголь, стоявший на столике. Рита, знавшая, как она не спивается, холодно и принципиально не замечала этого взгляда.

– Книги, – вздохнула Ирка, переведя глаза на комод, – стихи! Ритка, а кто круче – Анна Ахматова или Марина Цветаева?

– Они разные, – раздражённо сказала Рита, – Ахматова на всё смотрит глазами женщины, снизу вверх. Цветаева – сверху вниз, глазами поэта. В ней поэтическое начало преобладает над женским.

– А ты сама какими глазами смотришь и по какой траектории? – проявил интерес к поэзии Гамаюнов.

– Солнцеподобными, сверху вверх.

Ещё раз с тоской поглядев на столик, Ирка поднялась на ноги и, зевая, так потянулась, что стало ясно – насчёт разряда она не брешет. Гибкость её высокого и красивого тела была вполне гимнастической. Энергично тряхнув чёрными лохматыми волосами, Ирка промямлила:

– Мне уже пора спать, мальчики и девочки. Завтра утром – две пары. Виктор Васильевич, передайте Наташке, что я в подземном торговом комплексе на Манежной видела куртку, которая ей нужна.

– Сколько ж она стоит? – насторожился Виктор Васильевич.

– Сорок девять тысяч рублей семнадцать копеек.

– Значит так, Ирка! Слушай меня внимательно. Если ты ей хоть одно слово скажешь про эту куртку, мы с тобой очень сильно поссоримся. Ты меня поняла?