Юлия Комиссарова - …берёзки люблю

На мгновение он замолчал и через некоторое время добавил:

– Теперь назовите ваши имена.

– Меня зовут Григорий Крапивин, а это Семен Кулаков.

– Ну, а меня вам, наверное, уже представили, но если нет, то я Половцев Петр Харитонович – командир отряда.

– Только у нас правило есть, – через некоторое время произнес командир.

– Какое? – спросил я.

– Чтобы стать партизаном нужно пройти посвящение. Вы не пугайтесь. Ничего страшного не будет, нужно в присутствии отряда произнести торжественную клятву советских партизан. Вы готовы? – произнес Половцев, взглянув на наши испуганные лица.

– Да, – ответили мы.

– Тогда сегодня вечером наш отряд пополнится еще двумя добровольцами. Что ж, до вечера, а сейчас можете осмотреться и познакомиться с лагерем.

Мы вышли из палатки. Я и Сенька долго представлялись. Солдаты встретили нас по-дружески и очень скоро мы стали их товарищами. Они также называли нам свои имена и показывали работу, которой они занимаются. Мы долго бродили по отряду, пока не заметили, как к нам на встречу идет девушка с короткой стрижкой, которую мы мельком заметили утром. Она была одета в военную форму, точно подогнанную под нее, на ногах были солдатские сапоги. Форма состояла из рубахи, подвязанной широким ремнем и брюк галифе. Казалось, мы знали ее, но не могли понять откуда. Какое странное ощущение? Когда она подошла ближе, я и Сенька не могли поверить своим глазам, перед нами стояла Сашка, с которой мы играли в детстве, но странное дело, как она изменилась. Это была она, и в то же время нет. Вот, что с людьми делает война. Мы знали ее веселой, жизнерадостной девчонкой, которая всем интересовалась и смеялась по поводу и без, и одновременно с этим могла расплакаться из-за какой-нибудь ерунды. Так, все ее чувства были напоказ, а сейчас перед нами стояла равнодушная ко всему и холодная особа с непроницаемым лицом и слегка прищуренными хитрыми глазами, усмешкой на губах и потухшим взглядом. Она стала не юношей, не девушкой, нечто средним. Женским в ней было лишь обличие, все остальное: душа, разум, мысли были мужскими. Она была солдатом, и я даже сказал бы, холодным и расчетливым убийцей, вот кого мы увидели перед собой. Больше всего нас поразили ее глаза, в них горел бесовский сумасшедший огонек. Мы долго смотрели на нее, не в силах произнести ни единого слова и пораженные, как молнией стояли, уставив на нее свои изумленные взгляды. Заметив наше смятение, на губах ее заиграла все та же усмешка. Первым из оцепенения вышел я и неуверенным голосом произнес:

– Здравствуй, Сашка.

– Здравствуй.

– Как жизнь? – спросил Сенька так же неуверенно.

– Нормально, Сеня.

Наступило молчание. В ее компании мы чувствовали себя не уютно. Мы смотрели кто куда: я в землю, Сенька в сторону, но оба ощущали на себе ее острые глаза, которые, казалось, бурили в нас скважины. Она очень сильно изменилась. Теперь она была для нас чужой, незнакомой и нам нужно было время, много времени, чтобы привыкнуть к ней.

Я решил прервать молчание и спросил:

– Давно ты здесь?

– Где-то месяца два. Как мамку немцы расстреляли я сюда пришла. Отца-то у меня еще год назад на фронте убили, а я одна осталась, – произнося эти слова, она пыталась сделать голос равнодушным, но это ей мало удавалось, в ее голосе проскакивали нотки с надрывом, а говорила она, глотая слезы, но старалась изо всех сил не показывать нам этого.

Снова наступила тишина. Севка не смел ничего спрашивать, а я продолжал, немного осмелев:

– Изменилась ты Сашка, сильно изменилась, – произнес я, тяжело вздохнув.

– Война всех меняет, – сказала она с ненавистью в глазах.

– Да что о ней говорить, – добавила она после некоторой остановки.

– Да не скажи! Вот я с Сенькой не изменился, только ты. Это от человека зависит, вернее от его характера, – смело возразил я.

– Возможно, – сухо ответила она.

Мы снова замолчали. Затем, видимо поняв, что она может нас обидеть произнесла:

– Извините меня ребята, не обижайтесь. Ладно? Просто время сейчас такое злое, вот и я такая. Я, наверное, очень плохая, ну, какая есть. Главное помните, что вы для меня, как братья, мои лучшие друзья. Прощаете?

– Да ладно, Сашка, вот сейчас я тебя узнаю, ничем ты нас не обидела.

Наконец, мы снова все вместе, как в старые добрые времена, – произнес весело и добродушно Сенька после долгого молчания.

– Только вот Мартына не хватает, – грустью добавила она.

– Да, нас ведь всегда четверо было: я, ты (сказал я, указав на Сеньку), Сашка и Мартын. Какие мы были друзья! Не разлей вода, – вздохнув, ответил я.

– Почему были? – произнес Сенька, и на лицах сидящих заиграла добрая и искренняя улыбка, «а Сашка сейчас, наверное, впервые улыбнулась после долгих лет» – подумал я, но не стал произносить это вслух, чтобы не омрачить наше веселье.

– Саш, А ты не знаешь что с Мартыном? – спросил я.

– Да мне толком ничего не известно. Знаю только, что дослужился он до старшего лейтенанта, попал в плен к немцам и больше о нем ни слуху, ни духу. Убили теперь, наверное, – серьезно ответила она.

– Бедный Мартын, – с горечью произнес я.

И мы, молча, сели у вечернего костра, опустили глаза на землю, и где-то с минуту просидели в молчании. Меж тем наступил вечер и весь отряд собрался у костра, чтобы присутствовать при посвящении. Все пришедшие выстроились в шеренгу, в том числе и мы и Сашкой. Рядом горел костер, из палатки вышел командир, стал напротив отряда и торжественно спросил у нас, готовы ли мы стать партизанами.

– Так точно! – хором ответили мы, сделав шаг вперед из строя.

– Тогда повторяйте за мной по очереди: я, патриот Советского Союза, вступая в ряды партизан, становлюсь бойцом антигитлеровского фронта. Это имя я буду носить с честью, так, как подобает подлинному гражданину СССР.

Ненавистные немецкие захватчики совершили зверское преступление в отношении моего народа; я клянусь сражаться против врага до полного его разгрома, до окончательной победы моей Советской Родины, над гитлеровской Германией.

Вступая в ряды партизан, я обязуюсь остаться верным, достойным, исполнительным и мужественным и беспрекословно выполнять все задачи, которые будут на меня возложены моими руководителями. Я готов отдать свою жизнь за наше справедливое дело и за моих братьев по оружию.

Я вполне отдаю себе отчет во всех лишениях, которые меня ожидают, и я знаю, что борьба в тылу у врага очень тяжелая. Но эти трудности меня не страшат. Я мужественно их преодолею.

Никакие трудности, ни угроза смерти не остановят меня на пути борьбы против наиболее опасного врага человечества – жестокого фашизма.

Быть может, я погибну, но я хочу, чтобы знали, что я остался верным сыном моего народа и что я умер за справедливое дело моей славной Родины (Документы: клятва Советских партизан, сражавшихся в годы второй Мировой войны «Новейшая история» Просвещение 1989 год).