Вета Ножкина - Потерянное имя. Приключения, поиск себя. Что может подсказать тень твоего имени…

В дверь постучали:

– Простите, господин э… Возьмите чистую рубашку, и передайте мне запачканную…

Микаэл уже разделся. Открыл дверцу, к нему просунулась рука с пакетом. Микаэл забрал предложенное. Рука не исчезла, и веерные движения пальцев показали – сделать чейнч. Лимонно-томатный цвет растворился за закрытой дверью. И в этот же момент загорелась красная лампочка с надписью «Вернитесь на своё место. Пристегните ремни». Самолёт стало подтрясывать. Ощутимая вибрация не давала равновесия. Микаэл взял в зубы пакет с футболкой, нашёл пять точек опоры и в таком положении решил переждать турбулентность. В дверь настойчиво постучали и послышался голос той же стюардессы:

– Вернитесь на своё место!

– Ооуу, – проговорил сквозь пакет в зубах Микаэл, потом попытался осторожно положить его на трясущуюся полку рядом, но пакет упал, а освобождение рук шатнуло и самого Микаэла, ударив об одну стенку, потом о другую.

– С вами всё в порядке? – верещала за дверью стюардесса.

– Я не могу! Я не одет… – почти прокричал Микаэл.

Минуты через три турбулентность закончилась. Микаэл достал предложенную футболку. Она оказалась красного цвета. Микаэл ещё раз покрутил в голове инструкцию «одеваться скромно, не привлекая к себе внимания», вздохнул, надел её и вернулся на своё посадочное место.

Оставшуюся часть дороги Микаэл попробовал провести в полудрёме – «не привлекать внимания… не привлекать внимания…». Соседка ёрзала в кресле, то закрывая, то открывая шторку иллюминатора, громко вздыхала, поглядывая в сторону Микаэла и пыталась завести разговор:

– Вы простите меня. Так неловко! Так неловко!

– Ничего, ничего… – сказал Микаэл и прикрыл глаза, давая понять, что ему хочется спать.

– А, может быть, вы пересядете к окну? – слегка притрагиваясь к плечу Микаэла, тихо проговорила соседка.

– О, нет-нет… – Микаэл открыл глаза, и даже слегка испугался неожиданному предложению.

Он нахмурил брови. Снова закрыл глаза. И уже было, сосредоточился на сне, как вдруг в голове его пронеслась мысль: «А что, если она таким образом попросила его пропустить её, например, в туалет, а он не догадался…».

Микаэл сглотнул воздух. Открыл глаза, потянулся. И, как бы невзначай, предложил соседке:

– Давайте меняться! Вы не против?

– Да… я конечно… – начала лепетать соседка, уже приподнимаясь из кресла.

Микаэл галантно вышел в проход кресел, предполагая, что соседка выйдет вслед за ним. Но она просто переползла в кресло Микаэла, давая понять, чтобы он протиснулся на своё сиденье через неё. Ситуация была более чем невнятна.

«Перешагнуть? Но это неприлично! Попросить её встать? Это крайне неприлично…»

– Проходите-проходите… – указала соседка, и, видя смущение на лице Микаэла, привстала, высвободив узкий проход.

Микаэл, протискиваясь, почувствовал дыхание соседки и лёгкий её вздох, перетянутый жеманной улыбкой:

– А-ах… ничего-ничего, проходите…

«А она – ничего…» – подумал Микаэл, разглядывая и даже ощущая уже совсем близко поднимающуюся вместе с дыханием грудь соседки, которая на мгновение замерла.

Как собака, швыркая носом, дама обнюхала соседа и, на выдохе, вытянула из себя:

– Вам так идёт красный цвет…

– Хм… – только и произнёс Микаэл, сконфузился и как можно быстрее плюхнулся на теперь уже своё новое место.

«Вот, всегда так, – думал он, – Надо бы быстро сообразить, что сказать в ответ, чтобы она увидела, какой он умный, но почему-то это никогда не получается…». Микаэл с чувством обречённости вздохнул, а соседка в это время отвернулась, разглядывая сидящих напротив пассажиров.

Ничего более не оставалось, как уткнуться в иллюминатор. Облачность уже успела слегка рассеяться, оголяя то там, то сям серо-синее поле океана.

Микаэл, разглядывая рисунок водной глади, опрокинулся в воспоминания и даже защемило от желания, как в детстве, вернуться домой.

Мама иногда называла его «Мишенька». И от проговаривания ею этих пряных букв хотелось уткнуться в её грудь, подёргивая носом блаженный запах младенчества. Отчиму это имя не нравилось, и он дразнил пасынка, ставя ударение на второй слог – «Мисе/нька, Мисе/нька…». Микаэл убегал в сад и плакал, сидя под своим любимым раскидистым деревом делоникса, дарящего в долгом цветении свои кровавые, или как мама говорила «кумачёвые» краски. Там она его и находила. Успокаивала и обязательно что-нибудь рассказывала из картинок прошлой жизни. И охотно, в сотый раз по просьбе Микаэла – об отце его, который был из русских иммигрантов, и который после рождения Микаэла куда-то исчез. Мать была уверена – он вернулся на родину, потому как много ностальгически рассказывал о ней. Вестей никаких об отце не было. Но мать не держала на него зла, помня своих родителей, которые сами приехали в Америку из России в семидесятых, и, вживаясь в новое общество, много сладких историй рассказывали ей об СССР. К тому же, вскоре мама вышла замуж за своего начальника по службе, коренного американца, который не мог иметь детей, потому сам предложил усыновить Микаэла. Повзрослев, юноша очень легко поступил в институт. Его всегда привлекали естественные науки. Мать рассказывала, что и его родной отец занимался разведением необычных сортов растений, и видимо, Микаэл унаследовал что-то от отца, с удовольствием занимаясь экспериментами. А после института он легко поступил в магистратуру, потом в аспирантуру. И когда ему предложили завербоваться в американскую разведку и работать на благо нации, Микаэл воспринял это как само собой разумеющееся – работать на интересы родины.

– Господин э…, возьмите… – Микаэл открыл глаза и улыбнулся.

Наклонясь через соседку, стюардесса ему протянула чистую отутюженную лимонную рубашку:

– Простите, очень прошу, за неудобства… Вы можете оставить у себя футболку… И если можете, ещё раз простите…

– О, да… то есть, нет. Спасибо, – бормотал Микаэл и прятал глаза, принимая рубашку из рук стюардессы.

– Хм, – хмыкнула соседка, провожая взглядом удаляющуюся стюардессу, – А я бы пожаловалась куда надо… Какое у неё имя на бэйдже? Кажется, Алевтина… Надо бы записать. Если её и не уволят, так может, мне компенсацию какую дадут…, – помолчала и добавила, – За доставленные неудобства.

– О, что вы, нет! – возразил Микаэл и снова вспомнил инструкцию «не спорить, не привлекать к себе внимания», и отвернулся к иллюминатору, так и не выпустив до самой посадки из рук лимонную рубашку, упакованную в прозрачный пакет.

Аэропорт Владивостока встретил Микаэла вполне дружелюбно, приветствуя прибывших на английском, русском и японском языках. Микаэл прошёл вместе со всеми пассажирами к паспортному контролю.