Маргарита Гуминенко - Звено цепи – 6. Выбор Сокольского

Иллюстратор Маргарита Владимировна Гуминенко

Дизайнер обложки Маргарита Владимировна Гуминенко

Фотограф Маргарита Владимировна Гуминенко

© Маргарита Владимировна Гуминенко, 2021

© Маргарита Владимировна Гуминенко, иллюстрации, 2021

© Маргарита Владимировна Гуминенко, дизайн обложки, 2021

© Маргарита Владимировна Гуминенко, фотографии, 2021

ISBN 978-5-0055-7430-5 (т. 6)

ISBN 978-5-0055-6154-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава первая. О смерти и жизни

(Октябрь 2018 года)

Ирина Александровна Нестерова (в девичестве – Орлик) добралась до Ряпушково на удивление быстро. Пробок на дорогах в субботнее утро не было, маршрут от Питера до Приозерска наезжен до автоматизма. Последние три года Ирина моталась сюда каждые выходные, как на работу. Много раз она предлагала своей престарелой матери перебраться в город, но та только отмахивалась:

– Никуда я из этого дома не поеду! Тут Саша умер, тут и я свой час встречу.

Чтобы переубедить решительную старуху, у Ирины не хватало аргументов. Дом добротный, водопровод подведён, продуктов престарелой матери много не требовалось, а готовила и обслуживала она себя сама, несмотря на указанный в паспорте 1930-й год рождения.

Старшие дети Варвары Петровны Орлик давно разъехались по стране, внуки жили ещё дальше и только рано овдовевшая и бездетная Ирина оставалась на досягаемом расстоянии от небольшого посёлка в Приозерском районе, с говорящим названием – Ряпушково. Сюда, к Ладоге, приезжали любители порыбачить. Рядом с протокой, впадающей в озеро, была оборудована маленькая пристань и лодочные гаражи. Ничем иным Ряпушково не выделялось, да и стояло в стороне от трассы, но когда есть хорошая машина – это не проблема. Тем более, что самому позднему ребёнку бабы Вари – Ирине – исполнилось всего 44 года. Проехать сто тридцать километров ей становилось сложно лишь в сильную жару: если кондиционер забарахлит – чтобы не заполучить тепловой удар, приходилось лить себе на голову воду из бутылки. По счастью, беда с кондиционером у Ирины возникала всего дважды. Потом друзья покойного мужа помогли найти хорошую автомастерскую и исправить врождённый дефект дешевенькой ирининой иномарки.

Жаркая пора прошла. Погода бабьего лета приятно радовала. С утра прохладно, днём всё ещё тепло, заморозки не торопятся. Природа Карельского перешейка пестрела сочетанием ярких осенних красок на фоне рыжих стволов и темнеющей сосновой хвои. Если оглянуться направо – в просветах можно разглядеть взволнованную, свинцово-серую Ладогу, упорно сохранявшую свой сумрачный оттенок даже под ярко-синим небом.

Иринина машина медленно проползла по грунтовой дорожке улицы и остановилась перед высоким, недавно выкрашенным в тёмно-коричневый цвет, забором. Что-то настораживало при беглом взгляде на двухэтажный дом в глубине двора. Женщина вышла из машины, но вместо того, чтобы подойти и открыть ворота, принялась разглядывать окна. В гостиной горел свет.

– Что происходит? – риторически пробормотала Ирина.

– Ирина Александровна! Ирочка! – окликнули её с другой стороны улицы.

Она обернулась и приветливо улыбнулась соседке. Та махнула рукой и поспешила к калитке.

– Ирочка! Хорошо что ты приехала! Я уже хотела сама зайти к Варваре! – сообщила она, энергично ковыляя через дорожку.

– Что случилось? – Беспокойство заставило Ирину пойти к калитке собственного дома, не дожидаясь, когда до неё доковыляет соседка, такая же престарелая, как её собственная мать.

– Я с вечера заметила, что свет у вас наверху оставлен! – говорила та вдогонку, сделав в слове «вечера» ударение на последний слог. – Она, Варвара-то, в последнее время наверх и не поднималася вовсе. Сама говорила, мол, лестница длинная, тяжело. Но я-то подумала: может, понадобилось чего срочно? А утром-то смотрю – свет так и горит! Непохоже на Варвару-то!

Мать, как человек советской закалки, всегда экономила на электричестве. Даже стеснялась сама вносить оплату, если, по её мнению, набегало много киловатт. Ирина открыла калитку своим ключом и вошла, оставив створку открытой. Подсознательно хотелось, чтобы соседка шла вместе с ней. Когда твоей матери 88 лет, невозможно не думать о самом худшем.

Двери дома были не заперты. Ирина осторожно приоткрыла створку – и шарахнулась назад, когда на неё вынесся соседский кот. Грохнуло задетое им жестяное ведро.

– Ох! Чтоб тебя!.. Оголтелый! – высказала ему вслед Ирина, взявшись за грудь, чтобы унять сердцебиение.

Ни она, ни привлечённая её возгласом соседка, не заметили, как из бокового окна бесшумно выпрыгнула тёмная фигура и метнулась за дровяной навес. Прижавшись к замшелой стенке, рослый, темноволосый мужчина застегнул куртку, постоял несколько секунд, дождавшись, когда женщины зайдут внутрь и уж точно не смогут его заметить, после чего огляделся и побежал вглубь сада. Изящно перепрыгнув через высокий забор, мужчина побежал, пригибаясь, мимо пустующего соседского дома, между выстроенных в ряд жестяных бочек и брошенного строительного мусора. Потом, так же легко, едва коснувшись руками очередной изгороди, миновал и эту преграду и через несколько секунд плюхнулся на сидение чёрного внедорожника, стоявшего в самом укромном углу короткого проулка, за пустыми кустами черноплодки.

– Дочка её прикатила, – сообщил темноволосый, проводя ладонью по вспотевшему лбу. – Наверняка заметит, что в доме кто-то был.

– Раньше надо было сюда привалить, – процедил сидевший на водительском месте тип с арийским профилем, приоткрыл окошко и выплюнул жвачку. – Что делать будем?

– А я знаю?! – возмутился темноволосый.

– З-замочить бы их всех, – мечтательно протянул Ариец.

– Сдурел?! – возмутился его собеседник. – И так шума будет, если поймут, что мы что-то искали. Поехали отсюда! Будем думать.

– Как скажешь, – неохотно согласился водитель и завёл мотор. – Всё равно тебе отчитываться…

* * *

(Два дня спустя)

Сокольский проснулся глубокой ночью, сел в кровати и потёр лицо ладонями. На светящемся циферблате – 4:11. «Третьи сутки как женат, а уже кошмары снятся!» – пошутил он сам над собой, чтобы избавиться от неприятного впечатления, оставленного видением. Ему приснилась женщина с лицом и причёской, как на выцветших послевоенных фотографиях. Она настойчиво требовала, чтобы он сосчитал, сколько людей погибло от его рук и во сне имела на это право, будто была его начальником… или совестью.