Елена Маттис - Счастья нам, девочки! Обо всем понемногу

Бориса я узнала сразу, хотя мы не виделись, наверное, лет десять. После того, как не стало Сузен, они с Петькой не приезжали к нам больше. Наверное, не хотели расспросов и слов сочувствия.

Я с детства обожала дядьку, считая его, скорее, самым старшим братом. Он всегда был для меня просто Боря. Кстати, одно его ухо топорщилось в сторону точно так же, как и моё – причина для вечного папиного подтрунивания. Что и говорить: гены – вещь серьёзная.

Как Боря выглядел? «Пляжно-вальяжно», сказали бы сейчас бы мои девчонки. Ухоженно-шикарно, решила я сама: голубая рубашка, джинсы, кроссовки, лёгкий запах мужского одеколона… Возраст и пережитое выдавали лишь поседевшие волосы и морщинки вокруг губ и глаз.

– Привет, племянница! – Борька обхватил меня своими ручищами.

– Боречка! – я радостно повисла у него на шее. – М-м-м, что за дивный запах, да и сам ты весь такой… заграничный!

Борис расхохотался.

– Маруся, красотуля наша! Как же давно я тебя не видел! Дай-ка хоть рассмотреть тебя, как следует! – взяв меня за плечи, Борис поворачивал меня в разные стороны, одобрительно прищёлкивая языком. – Где же у наших мужиков глаза-то, а? Ай-яй-яй! Ладно, не журись, племянница, будет и на нашей улице праздник. Пойдём-ка, дорогая, у меня для тебя сюрприз, хочу тебя с одним человечком познакомить.

«Сюрприз» ожидал нас у машины. Им оказалась миниатюрная, аккуратно сложенная женщина лет сорока, в светлой футболке и джинсах, сидевших на её маленькой попе, как влитые. На первый взгляд в ней не было ничего особенного – русые волосы, короткая модная стрижка, минимум косметики, но стоило ей, завидев нас, улыбнуться, как её лицо преобразилось, засветилось неподдельной радостью, став вдруг необыкновенно привлекательным.

– Знакомьтесь, девочки. Ядя – Маруся.

Сюрприз удался, что и говорить. Пока я решала, как на него реагировать, Ядя опередила меня, обняв и расцеловав в обе щёки.

– Как я рада с тобой познакомиться, – произнесла она по-русски, с едва заметным, приятным слуху акцентом. – Боренька мне столько про вашу семью рассказывал! Хоть один человечек вырвался наконец-то его проведать, а то ведь он тут почти одичал в полном одиночестве!

Я хмыкнула. «Почти одичавший» Борис выглядел вполне довольно и счастливо и лишь блаженно улыбался, глядя на нас.

– Что ж, девочки мои, первая встреча прошла в непринуждённой дружественной обстановке! Как я рад, как я рад!

– … что поеду в Ленинград, – допела я. – Вот, значит, какие у тебя сюрпризы и новости! А мы-то там, на Родине, в полном неведении! Вот вернусь домой, расскажу о твоих «сюрпризах» родителям!

– Ой, Машенька, да это всё я, – рассмеялась Ядя. – Меня на курорт в прошлом году в его клинику послали, коленку лечить. Угодила прямо к Бореньке на приём. Он до меня только дотронулся своими лапищами – и всё, пропала пани Ядвига! Не поверишь – влюбилась, не вставая с кушетки!

– Надеюсь, взаимно? – поинтересовалась я, зная Борин характер однолюба.

– Спрашиваешь, – улыбнулся Борис в ответ.

– Я в Германию из Польши приехала, – продолжала Ядя. – Там в школе русский язык преподавала. С замужеством как-то не вышло. Наверное, долго выбирала. А может, судьба мне была, встречи с Боренькой дождаться. После нового года перебралась вот к нему из Мюнхена, – Ядвига ласково посмотрела на Бориса.

– Значит, теперь за дядю можно быть спокойной, – подытожила я.

– Можно, Машенька, можно, – серьёзно ответил Борис. – Осталось только тебя пристроить и…

Боря с Ядей многозначительно переглянулись. Стало быть, продолжение следовало, и я от всей души желала им счастья.

Дорога домой заняла около часа. Я с интересом рассматривала проносящиеся мимо нас по скоростному автобану незнакомые мне марки автомобилей – чистые, ухоженные, а главное, по словам Бори, строго соблюдающие правила дорожного движения. Никто никого не «подрезал», не семафорил и не «наезжал на задницу».

Ядя вела машину уверенно и так заразительно спокойно, будто это не требовало никакого умения. Ненавязчиво, как бы невзначай задавая вопросы, она внимала моим излияниям про Глеба и немецких женихов, про желание иметь семью и детей, искренне сочувствуя мне своим добрым женским сердцем.

Я даже всплакнула от внезапной жалости к себе, размазывая по щекам потёкшую тушь и шмыгая носом. Борис молча подал мне с переднего сидения белоснежную мягкую салфетку. Просморкавшись и вытерев кое-как на щеках чёрные потеки, я собралась было аккуратно припрятать её в сумочку до следующего раза.

– Давай сюда, дитя социализма, – протянул Боря руку. – Сей предмет есть вещь одноразового пользования. Учись, пока я жив.

С этими словами дядюшка отправил ещё вполне пригодный к дальнейшему употреблению мягкий платочек в мусор. Подивившись этакому неслыханному разбазариванию, я лишь пожала плечами и решила не спорить. Настало время привыкать к странностям загнивающего капитализма.

Следующим утром было решено встать пораньше. Я проснулась от запаха кофе, корицы и блинчиков с яблоками Ядиного изготовления. Борису всё-таки несказанно повезло, укрепилась я в своём мнении, наворачивая их за обе щеки.

– Три недели – совсем немного, когда ставишь перед собой великие цели, – компетентно заявила за завтраком пани Ядвига.

Мне оставалось лишь с ней согласиться.

На сегодняшней повестке дня стояла культурная программа по осмотру Мюнхена параллельно с работой над образом – моим, разумеется.

– Мужайся, племянница, – подмигнул мне Борис. – Возражения не рассматриваются, благодарности принимаются по получении готового продукта.

День начинался славно!

Впервые очутившись в Мюнхене, я влюбилась сразу и на всю жизнь в его величественные старинные церкви, в дома с цветочными корзинками на окнах, в необыкновенно чистые извилистые улочки, в которых хотелось заблудиться, в уютные маленькие кафе с аппетитными пирожными и незнакомыми мне вариациями кофе: капучино, эспрессо, латте… А я-то всегда думала, что сей напиток бывает либо чёрный, либо с молоком, ну, пожалуй, ещё растворимый. А чего стоили баварские белые сосиски с пивом и бретцелем – по-нашему, калачом! Ах если бы мой желудок имел возможность вместить в себя все мюнхенские вкусности, да так, чтобы после этого не лопнуть!

Но больше всего меня поразили сами немцы: спокойные, уверенные в себе, приветливые, улыбающиеся друг другу, даже не будучи знакомыми. Это была любовь с первого взгляда – в город, в людей, в Германию. Я чувствовала себя здесь спокойно и уютно, будто вернулась из длительной командировки домой – усталая, но счастливая.

А тем временем Боря с Ядей перешли к претворению в жизнь плана по усовершенствованию моей персоны. Пункт первый – переодевание. Для начала в унисон был забракован мой выходной наряд, включая шикарные лакированные шпильки.