Елена Маттис - Счастья нам, девочки! Обо всем понемногу

Вдруг припомнилась фраза из старого кинофильма: «смотрите друг на друга и влюбляйтесь». Когда-то я хохотала над ней, а теперь сама оказалась в похожей, но, увы, совсем невесёлой ситуации. Хотелось лишь одного: вернуться в вагон, забраться в его самый дальний угол и отправиться в обратный путь, к Боре и Яде.

– Всё в порядке? – вглядывался в моё унылое лицо Хартмут.

Я лишь обречённо кивнула. Удовольствовавшись моим ответом, Хартмут подхватил мою дорожную сумку и направился к выходу из вокзала. Мне не оставалось ничего другого, как только следовать за ним по пятам.

Как долго мы ехали? Я не смотрела на часы. Сидя рядом с ним на заднем сидении такси, я чувствовала себя потерянной – в этом городе, в незнакомой стране, в обществе совершенно чужого мне мужчины. К моему счастью, Хартмут не досаждал мне разговорами. Думаю, от него не укрылось моё состояние, и он деликатно оставил расспросы до лучших времён.

«Вроде не гангстер», – успокоила я себя и приготовилась встретиться лицом к лицу с тем, что приготовила мне судьба, и во что вляпалась сама в результате нашей дурацкой жениховской затеи.

– Ну вот мы и дома.

Хартмут расплатился с таксистом и помог мне выйти.

Я огляделась. За довольно высокой живой изгородью из сочно-зелёного кустарника с блестящими жёсткими листьями, напоминающими по форме лавровые, поднимался внушительных размеров трёхэтажный особняк. Минуя массивные чугунные ворота, мы вступили на вымощенную светлым камнем дорожку, ведущую к дому и разделяющую этот участок сада на две, почти симметричные половины с ухоженным, аккуратно подстриженным газоном и роскошными цветочными клумбами из лилово-голубых гортензий, бордово-красных, источающих нежный аромат роз, цветных хризантем и прочих, незнакомых мне, осенних цветов.

– Нравится? – проследил мой восторженный взгляд Хартмут.

– Конечно! Разве такая красота может не нравится?

Он удовлетворённо кивнул.

– Неужели вы живете здесь только втроём? – невольно вырвалось у меня.

– Так уж вышло, а что в этом особенного?

«Действительно, что?» – усмехнулась я, вспомнив о родителях, считавших дворцом их малогабаритную двушку, но, дабы не выглядеть свалившейся с луны, решила впредь держать язык за зубами.

Открылась входная дверь, и на крыльцо вышли двое: строгого, почти неприступного вида пожилая женщина и молодой симпатичный парень, внешне очень напоминавший моего спутника.

– Знакомьтесь. Это Мария, – представил меня Хартмут.

– Анна Бернхард, – сухо приветствовала меня его мать, царственно протянув руку.

Среднего роста, худощавая, с короткими, белоснежными, волосами, уложенными в элегантную причёску, «старушка» рассматривала меня придирчиво, с лёгким оттенком неприязни. От её взгляда хотелось забиться в щель или спрятаться за чью-либо широкую спину.

Я невольно оглянулась, ища поддержки у Хартмута, но он в это время лишь вопросительно смотрел на мать. Помощи ждать было неоткуда. Я невольно втянула голову в плечи и съёжилась. На сердце снова сделалось тоскливо.

– Привет, Мария, я – Патрик! Сын и внук, – широко улыбаясь, юноша крепко пожал мне руку.

«Хоть один нормальный человек в святом семействе», – вздохнула я с облегчением.

Следуя за фрау Бернхард, мы прошли в дом. Всё в нём свидетельствовало об основательности, достатке и… полном отсутствии уюта. Время будто замерло здесь, потерялось в полумраке прихожей, укрылось среди громоздкой, купленной на века мебели, остановилось у подножия гранитной, с вычурными перилами лестницы.

Мне отвели одну из трёх комнат на втором этаже – гостевую. Слева и справа она соседствовала со спальнями Хартмута и фрау Бернхард. На самом верху обитал Патрик.

– Очень практично, – подмигнул он мне. – Бабушке до меня высоко, а папе – некогда. Делай, что хочешь!

В жизни своей я не видела ничего подобного в качестве жилища для такой маленькой семьи! Комната для гостей раза в два превосходила размером наши российские «залы». Вблизи широкого, занавешенного тяжёлыми тёмными портьерами окна располагалась громоздкая двуспальная кровать. У противоположной стены – шифоньер с раздвижными зеркальными дверями, в углу – туалетный столик. Весь этот мобильяр, как и прочая обстановка в доме, выглядел тяжеловесно и дорого.

Отпуская меня с дорожной сумкой наверх, фрау Бернхард велела мне «освежиться» и через полчаса спуститься вниз к ужину. Я посмотрела на часы. Из отведённых тридцати минут в моем распоряжении оставалась не более половины. Пришлось поторопиться. Сердить хозяйку дома, да ещё в первый же вечер, могло иметь весьма неприятные последствия.

Благоразумно оставив в сумке привезённый из дома выходной наряд: лакированные шпильки и Конфеткино, едва прикрывающее пятую точку мини, я появилась в дверях гостиной в «приличной» строгой блузке, джинсах и «балеринах». Окинув меня придирчивым взглядом, хозяйка кивком головы позволила мне занять место за обеденным столом. В самом его центре, окружённое тарелками и столовыми приборами, между салатом из свежих овощей, томатным соусом и оливками «царствовало» широкое блюдо спагетти. Вот когда я возблагодарила дядюшкину прозорливость!

Откушав так «полюбившуюся» мне, приправленную тёртым сыром лапшу, я с облегчением вздохнула.

Как же этот вечер отличался от наших, домашних! С каким удовольствием мы собирались вместе – по поводу и без, смеялись, шутили, болтали обо всём на свете, забывая о времени и необходимости расходиться по домам или кроватям!

Сегодняшний ужин не желал превращаться в уютный. Ощущение скованности не отпускало. Завершив «испытание спагетти», фрау Бернхард перешла к следующему пункту программы – моей родословной. С пристрастием, как на экзамене, расспрашивая о роде моих занятий и семье, она, казалось, мысленно присовокупляла к каждому моему ответу минус за минусом, заранее решив не оставлять мне ни единого шанса на «зачёт».

Хартмут практически не принимал участия в разговоре. Его присутствие за столом обозначалось лишь редкими скупыми улыбками и кивками головы в унисон с мнением матери. В пору было усомниться, что именно этот человек, не далее, как вчера оживлённо беседовал со мной по телефону, радуясь предстоящей встрече.

Комфортно я чувствовала себя лишь с Патриком. Моя кандидатура на роль будущей мачехи его, по-видимому, вполне устраивала. В отличие от отца он явно не испытывал благоговейного трепета перед строгой хранительницей их семейного очага.

– Мария, у тебя такой суперский акцент, его можно слушать бесконечно! – выпалил он, улучив момент, когда бабушка набирала воздух для следующего вопроса, и, к сожалению, совершенно не заботясь о последствиях. Фрау Бернхард осеклась, удостоив меня взглядом удава на кролика, а безмолвный Хартмут лишь нерешительно пожал плечами и беспомощно улыбнулся.