Татьяна Акилова - Cтанция

И лишь тогда, когда чувство своеобразной ответственности за безвинные страдания незнакомого человека и невыносимость больше лежать и мерзнуть на сухих осенних листьях разбудили Андрея – он резко поднялся и окончательно пробудился. И как только поднял глаза, тут же понял, что сон его прекрасен и сказочен. И надоедливо шуршащие листья вдруг приобрели в своем шуршание игривые нотки и, с засветившимся на лице озорством, Андрей сгреб ладонями две маленькие кучки листвы и подбросил вверх.

– Привет, Насть! – проговорил он, хлопая глазами и продолжая мерзнуть.

Девушка, отпрянув от полетевших прямо на нее листьев, посмотрела на Андрея серьезно, с недоумением и звонко рассмеялась. Она хохотала и пугалась собственного смеха. И совершенно случайно, абсолютно против своей воли, она вдруг получила столько позитива, что ей тяжело стало стоять и, она присела на листву рядом с Андреем.

– А кто ты такой? И откуда здесь взялся?

Настя вдруг загрустила. И Андрей загрустил. Потому что он не знал, как сюда попал, в это совершенно незнакомое глухое место, и совсем не мог понять главного для себя – почему его здесь встретила Настя.

Настя…

Они сидели, вероятно у чьего-то забора. Настя готовилась что-то сказать, а Андрей увидел укрытую неплотным, словно легкая вуалевая дымка, туманом даль.

«Утро…» – сообразил он и, ему стало приятно от этой мысли. Он улыбнулся неизвестно кому и ушел мыслями гулять по далекой и солнечной окрестности. На пригорках (их было три), где тумана практически не было, а лишь его сырое дыхание холодило воздух, радостно и воодушевленно навстречу солнечному утру открывались удивительной красоты пейзажи. Словно добродушный, с седой бородой художник написал картины из самых прекрасных и светлых струн своей души. Написал так, что это стали его самые лучшие картины и никто, абсолютно никто не мог бы остаться равнодушным к его творению.

Первый пригорок, самый широкий и плоский, укрытый скатертью из деревьев и домов, был ближе двух других к Андрею и как бы застыл в центре туманного озера. Это был солнечный остров. Желтые деревья, почему-то были только желтые, лампочками загорались от солнца и своим теплом отгоняли от себя туман. Могло почудиться, что ненастья на острове никогда не бывает. И все, кто живет в деревянных домах с резными наличниками, все в радостно-блаженном настроении.

Второй пригорок, пестрый от бронзовых кустов рябин и кое-где торчащих маленьких сосен или елок, был неровный, весь в ухабах. Несмотря на то, что это был самый дальний и маленький островок, Андрей четко разглядел на нем полевую дорогу, то поднимающуюся вверх, то будто падающую вниз. И все такие же деревянные красивые дома с оббитыми проржавевшим железом крышами, в которых живут люди – но не те, что на первом острове, а совсем другие – проводящие много времени в суете и бесконечных разговорах о многом и будто бы ни о чем.

И третий пригорок, заволоченный дымкой тумана, был поодаль от двух других и прельщал своей серой таинственностью. Виделось, будто бы островок совсем пустой и никого и ничего там нет. Но нечто серое и объемное, размытое туманом, матовое угадывалось в глубине острова.

Пристально, безотрывно Андрей смотрел на островочки. И ему начало казаться, что они легонько задвигавшись, плавно поплыли по молочной пенке тумана.

«А мы где?.. На четвертом острове?..» – следя за неспешным движением пестрого острова, подумал Андрей.

– Я Нася, а не Настя, – спокойно сообщила девушка, а Андрей чуть заметно вздрогнул.

– Почему? – глупо спросил он и повернул к ней голову.

– Что почему? – чуточку раздражившись, уточнила она. Прядь светлых волос упала ей на щеку, Андрею это очень понравилось, но он не подал и виду. И как-то незаметно для себя сообразив, ответил равнодушно:

– Ничего. Я Андрей. И зови меня, как хочешь.

– Хорошо, – запоздало ответила Нася и, немного повздыхав, позвала Андрея в дом, – ты замерз, наверное, сильно. Пойдем, позавтракаем.

Андрей молча встал, стряхнул листву со штанин, на нем оказалось трикотажное черное трико, и еще раз, будто запоминая, посмотрел на застывшие в тумане острова. И стоит ли говорить, что Андрей успел заинтересоваться островами, вдруг приобрел желание изучить их подробнее и побывать на каждом из них. Если бы он остался равнодушным, то ушел, больше не окинув их внимательных взглядом.

– Только тихо, – остановившись на крыльце, она резко повернулась к Андрею, – дома спит мой дед. Он сильно болеет.

Андрей с трудом усвоил ее слова, так как успел погрузиться в ее широко раскрытые серые глаза. Нася же грустно улыбнулась, приподняв левый уголок губ вверх и, отворила тяжелую деревянную дверь.

И только переступив порог и войдя в светлые сени, Андрей словно бы озарился мыслью – за обвитой березкой сеткой-рабицей находился дом, сад и так далее, то есть целый огромный мир! И совсем неясно почему, в этом мире жила Настя.

– Разве ты здесь живешь? – спросил Андрей.

Для Наси его вопрос был странным, но она сдерживалась, чтобы не показаться чересчур эмоциональной и недружелюбной.

– Живу, – ее слово было пропитано неясной тоской, обреченностью и робкой, но вместе с тем крепко живущей в ней претензией на несовершенство мира, что коснулась и ее. И конкретно в сию минуту все ее недовольства враз свелись к отвращению, но терпимому, обстановкой комнаты, в которой они были. А Андрей, словно нарочно, и занимался внимательным изучением незамысловатого, пропитанного каким-то старым тяжелым духом, интерьера. Он не был в восторге от отваливающихся от стены и посеревших от времени обоев, от старого громоздкого комода, заваленного сверху какими-то газетами, горшком с полуживым в нем кактусом и рассыпанными по всей его поверхности семечками, от маленьких окон с облупающейся краской на раме и так далее. Но отнесся ко всему вокруг, как к должному и даже уловил в себе некоторую симпатию к этому дому, прочувствовал своеобразный полудиковатый уют. Не дожидаясь приглашения, Андрей подошел к маленькому столу, вплотную придвинутому к стене между окон, на чистой лакированной поверхности которого слишком обыденно и скучно стояла серая сахарница, а рядом лежала чайная ложка. Он присел на новенький деревянный табурет, от которого еще пахло свежеспиленной древесиной. Табурет был светлый, отшлифованный, но не покрытый лаком и не покрашенный.

– Только у меня на завтрак манка на воде и сухари самодельные из белого хлеба. Но, – поспешила она, – могу еще чаю с сахаром и листьями смородины предложить.

– Очень вкусно, – зачем-то сказал Андрей, на самом деле не представляющий, с какими вкусами ему предстоит познакомиться.

– Ты как здесь оказался? К кому приехал?