Татьяна Акилова - Cтанция

«Осень, осень…» – только и мелькало у него ненавязчиво в мыслях.

Андрей был готов с минуты на минуту погрузиться в сладкую дремоту, когда напротив него, укрывшись колючим пледом, уже спал Вася. Он сразу же после обеда уснул. Его, как Андрея, не притягивал пейзаж за окном. Андрей удивлялся, откуда в Васе взялось столько лени. Он смотрел на друга и никак не мог для себя сопоставить, что этот Вася – тот самый Вася, друг его детства. Это была ошибочная правда, если так сказать можно.

В своем собственном сне послеобеденная дрема укрыло-таки Андрея своим одеялом. И он не ложась, сидя, сладко проспал добрых двадцать минут. Андрей начал возвращаться в явь, когда почувствовал, что поезд замедляет ход. Он открыл глаза и неожиданно увидел, что вокруг ничего не изменилось. Солнце так же ярко светило, Вася так же сладко спал. На какие изменения Андрей рассчитывал, было неясно даже ему самому.

Не прошло и полминуты, как проснулся Вася. Он потянулся и заулыбался, как майское солнышко, смотря на Андрея. Андрей, спохватившись, сгреб блокнот со стола и быстро, но осторожно, чтобы не помять, убрал в свою дорожную сумку. Почему-то было никак нельзя, чтобы Вася увидел блокнот. Андрей чувствовал свою спешку. Она была необходима, без нее было нельзя.

– Где мы? – промолвил Вася.

– Не знаю. Я задремал. Сейчас подъедем, узнаем.

Вася промолчал. Он протянул руку и взял со столика бутылочку с соком, отпил немного и поставил на место. Андрей не смотрел на него, но так как сон снился ему, видел друга, глаза которого были полны чуть ли ни детским любопытством и пристально глядели прямо на него.

Неожиданно (оно так показалось) поезд прибыл к своей очередной станции и не спеша, со скрипом и протяжным, остающимся на несколько секунд в ушах гаснущим эхом лязганья металла о металлические же рельсы практически остановился. Эта была остановка в провинциальном тихом и будто совсем не принимающем участия в жизни планеты городке. Тишина, что царила в поезде и преследовала железнодорожный путь, стала еще более глубокой. Наверное, отсюда и еще из таких же городком, по рельсам она и растекалась, словно бы электрический ток по проводам.

Поезд прибыл на очередную станцию и распахнул свои двери пассажирам. Часть пожилого народа (это было странным, но почти все пассажиры поезда были возраста шестьдесят и старше лет) с некоторой суетой и волнением – как бы там, что не маскировалось под их серьезными, чрезвычайно занятыми разгрузкой багажа лицами – схлынуло на перрон и незаметно, но быстро разбрелось в неизвестных направлениях.

Воцарилась тишина. Андрей успел подумать, что все оставшиеся пассажиры нарочно разом замолчали или же все уснули, чтобы через открытые окна можно было услышать далекие звуки будничной жизни привокзального городка.

– Саморниково, странное название. Да? – неожиданно громко выговорил Вася.

Андрей внутренне вздрогнул. Он успел позабыть, что напротив него сидит Вася. Тот с наслаждением допивал свой томатный сок и во все глаза смотрел на почти пустой перрон. Только рядом с самой станцией стояла женщина с метлой и смахивала редкие листы со ступенек вокзала. Невероятное старание и довольство своей незатейливой работой сияло у нее на лице. Кажется, в тот момент она была абсолютно счастливым человеком.

– Сам ты странный! Совершенно никакой культуры! Никакого уважения! Пропащие времена! Все пропащее!.. – прорезал воздух грубый басистый голос.

И вдруг все вокруг заиграло с добавлением новых красок. Новых, неожиданных, но странное дело единственно возможных и будто бы правильных. На втором ярусе, как раз над кроватью Андрея, началось движение. Андрей посторонился и чуть ли не прижался к окну. Он настолько оказался невнимательным, что не заметил человека над собой! Было для него не оправданием, что в поезд они с другом садились ночью. Не заметить человека по соседству с собой за двенадцать часов дороги (внезапно открывшаяся подробность сна) было невероятной невнимательностью и полным пренебрежением своей безопасностью.

– Будь осторожен с асоциальными личностями, – говорила Андрею мать, когда звонила ему три дня назад узнаваться о его делах.

Человек, чей голос заставил Васю оставить сок и, округлив глаза замереть на месте, ловко спустился и теперь стоял перед друзьями в полный рост и в полной красе. По реакции друга, Андрей сообразил, что Вася так же, как и он, даже и не подозревал, что рядом с ними кто-то был всю дорогу.

«Вот непутевый! Ладно я… А он-то напротив лежал и ни краем глаза ни углядел!» – на эмоциях подумал Андрей. Его крайне забеспокоил вдруг воплотившейся из дурных предчувствий человек, который же с нездоровым интересом уже успел изучить Андрея всего – с головы до ног. И теперь они оба смотрели друг другу в глаза. У Андрея часто билось сердце, и он ждал, что будет дальше. От невозмутимого, холодного взгляда ему сделалось настолько некомфортно, что он был на грани того, чтобы вдруг проснуться и покинуть сон. Но внимание Андрея, того, которому все это снилось, играло и на секунды больше сосредоточилось на оцепеневшем от страха Васе. Это помогло Андрею не проснуться.

Мужчина, который спал всю дорогу и только утром спускался со своего лежбища в туалет, когда ребята спали крепким сном, был среднего роста, с начинающими седеть бакенбардами и бородой, и с черными-черными глазами. Он был одет в кожаную грубого пошива, но добротную, крепкую куртку, в темно-серые из плотного материала штаны и обычные дешевые на шнурках кроссовки. Потрепанный временем, но прочный, на его плече висел увесистый рюкзак. Волосы на голове были смолянисто-черные и заделаны чуть ли не на самой макушке в тугой пучок. Орлиный нос не придавал его образу мягкости, а глаза были полны лукавства, жестокости и надменные искорки, отталкивающие от себя всех и вся, плутали в их омуте, и наводили невольный страх. Борода прибавляла ему годы, без которой он мог бы выглядеть лет на сорок, то есть на свой настоящий возраст.

Андрей не смел и моргнуть. Его прожег прямой взгляд хищных глаз, который, казалось, должен был дать ему нечто важное и значительное. Мужчина как-то странно ухмыльнулся, что-то пробежало в его взгляде и исчезло. Андрей не понял, что это были за искры – неприязни, неясного злорадства или же великодушного одобрения. И резко повернувшись, так, что Вася отмер и истерично вздрогнул, мужчина без оглядки ушел.

Андрей не обращая внимания на оханья друга, практически не шевелясь, дождался пока мужчина появится на перроне, и внимательно проследил за его движением, пока тот не исчез за углом железнодорожной станции. И только после он посмотрел на испуганного Васю и заговорил, озираясь по сторонам.