Алексей Горбатов - Бездомный

Тело Пегги умирало. Вместе с ней умирала и надежда Вектора на то, что произойдет чудо выздоровления – надежда глупая, отчаянная и пустая.

Холодным декабрьским утром, когда чикагский ветер срывал с вековых деревьев кладбища Южной стороны последние листья, Вектор стоял у черного лакированного гроба. Вознося Библию и глаза к небу, пастор произносил долгую речь о свидании всех и вся в этом мире с Богом. Гроб опустили в землю, засыпали землей, и Вектор вышел с кладбища, провожая взглядом кленовый лист, медленно кружащийся в воздухе. Даже когда ветер на несколько секунд стихал, лист все не падал на землю, как будто его подвесили над ней на тонкой невидимой нити. После поминок Вектор, как положено, не выходил на работу три дня, бродя с утра до вечера по одной и той же аллее в парке Золотого берега и садясь на одну и ту же скамейку.

Через три дня в Чикаго выпал первый снег и, раздав вещи Пегги ее родственникам, он сдал квартиру на Шеридан, на которую последний год вместе с его комнатой в YMCA тратил почти весь свой заработок швейцара.

Вскоре от администрации “Хайат” пришло уведомление о том, что лимит его медицинской страховки превысил полмиллиона долларов, и по условиям страховки от дальнейшей оплаты медицинских счетов компания отказывается.

“Что ж. Условия есть условия, хоть и солидные. И, слава Богу, что солидные. Ведь ничего другого я не мог бы ей дать”, – подумал Вектор.

Он продолжал работать в “Хайат”, пока весной в его жизни не произошли неожиданные перемены. Иногда встречаясь с соотечественниками, чтобы перебросится с ними русским словечком, он время от времени посещал “русские места” – ресторан “Метрополь” в северо-западных краях необъятного чикагского мегаполиса и ресторан “Московские ночи”, где на его слуху все чаще стало задерживаться слово “программирование”.

– Старик, пойми, – говорил ему завсегдатай “Московских ночей” Игорь, который приехал из Москвы по рабочей визе в один из крупнейших чикагских банков, – с твоим английским трудиться здесь столько лет швейцаром, тем более сейчас, когда в программисты берут чуть ли не парикмахерш, – это преступление против русской совести.

Обычно после таких разговоров Вектор вспоминал, что в институте он учил программирование, и особенно у него удавался перевод чисел из десятичной системы исчисления в двоичную и шестнадцатеричную, но, насколько за это время программирование продвинулось вперед, он слабо себе представлял. Однако всякий раз, поговорив с Игорем, он ощущал, что в его жизни что-то действительно проходит стороной. И вот, набрав в библиотеке книжек по информатике и вчитываясь в как будто перенесенные из одного времени и пространства в другое слова-коды: “program begin”, “declare A,B,C”, “if”, “else”, “go to”, “stop”, Вектор решил попробовать себя в новом качестве программиста. По совету Игоря выбор пал на солидного “job hunter” – “охотника за работами” – компанию, направляющую конкурсантов в другие компании по результатам собеседования.

– Великолепно! – говорил Вектору консультант, проводивший тестирование. – Так запросто переворачивать системы исчисления, наверное, способны только русские. Скажите, а Вектор – это русское имя?

– Русское, но перевернутое с точностью до наоборот, – ответил Вектор, повергнув консультанта таким ответом в мимолетную задумчивость.

– Разумеется, наоборот. И поэтому для вас у нас есть один проект в Милуоках, штат Висконсин. Так что желаю удачи, – резюмировал консультант.

Въезжая в “Деревню Жуно” – жилой комплекс в центре Милуок, рекомендованный ему как “белому воротничку”, Вектор попросил, чтобы ему дали маленькую тихую квартиру, но свободная студия в доме была только одна, на последнем, четырнадцатом этаже. Менеджер жилого комплекса открыл оцинкованную входную дверь, выкрашенную в бежевый цвет, и стал расхваливать апартаменты, упомянув, что за шестьсот пятьдесят долларов в месяц он нигде больше не снимет студию такой высокой категории.

В студии была просторная кухня, вид на город с высоты птичьего полета, тренажеры в соседнем здании и солярий на крыше, где недавно постелили великолепный буковый паркет.

Однако программистская карьера Вектора закончилась через полгода. Компания, куда он был направлен на работу, неожиданно стала сокращать персонал, подготовив различные объяснения для увольнений. Придумана была такая причина и для Вектора – “несоответствие стиля его программ американским стандартам программирования”. Ведущий программист компании стоял с белым мелком у черной доски.

– Я расскажу вам одну историю, Вектор. Мой друг был превосходным программистом. Он кодировал, что называется “из пальца”. Его программы работали превосходно, но в них никто не мог разобраться, даже я.

На слове “я” ведущий программист вскинул белый мелок и квадратный лоб к доске и стал рисовать на ней ровные прямоугольники, вложенные один в другой.

– Вот! – сказал он, раздавив остатки мела о доску. – В этих прямоугольниках заключено все американское программирование на КОБОЛе за последние сорок лет! Так должна выглядеть любая программа – блоки, абзацы, параграфы. И никакой отсебятины.

В отделе кадров Вектору сказали, что в течении полугода ему будут выплачивать пособие по безработице, составляющее больше половины его зарплаты программиста.

“Что ж, дотяну до интервью на гражданство, а потом переберусь в Чикаго”, – решил он.

Этого интервью Вектор ждал уже два года. После бракосочетания Пегги подавала для него заявление на иммиграционный статус на основании брака с гражданкой США. Их вместе вызывали на собеседование, после которого Вектору пришла бумага о том, что его “временный статус постоянного жителя” одобрен. Это давало ему основание на продление разрешения на работу на неопределенный срок, но потом его документы кружили по иммиграционным департаментам сначала в Чикаго, а потом в Милуоках. Последнее письмо о том, что Вектора в скором времени пригласят на интервью по гражданству, было получено в день увольнения. Вектор решил дождаться интервью в Милуоках, а не переезжать назад в Чикаго, где шансы найти работу были, конечно, намного выше. Наконец день интервью был назначен, и Вектор сидел перед иммиграционным офицером, листающим толстую папку, на которой было выведено красным карандашом: “Vektor Kysh”, а рядом синим “Vyektor Kyish”.

– Клянусь говорить правду, только правду и ничего кроме правды, – повторил Вектор за офицером слова, подняв правую руку.

Офицер уткнулся в бумаги. Вектор терпеливо ждал.

– Это ошибка, – сказал он, наконец, Вектору.

– Какая ошибка? – недоуменно спросил Вектор.

– Ваше дело – сплошная ошибка.