Алексей Горбатов - Бездомный

– Разве я могу здесь жить без паспорта? – был его вопрос.

Марк посмотрел на Виктора напряженно и задумчиво.

– Послушайте, Виктор. Позвольте мне рассказать о моей работе с вами. Кстати, сделаю небольшое отступление о себе самом. Я родился в русской семье потомственных адвокатов из Житомира, иммигрировавших в Чикаго в начале века, окончил Гарвардский университет и уже не первый год веду с Бертой кропотливую и успешную работу для таких клиентов из России, как вы. Так вот. Во-первых, вы должны верить своему адвокату. Во-вторых, здесь вы можете многое. Прежде всего, здесь вы можете просто жить. С паспортом или без него. Паспорт – это проформа. В каждой стране своя проформа. Скажем, в России, слово “красный” – это проформа, ведь оно часто встречается в названиях улиц и площадей. А здесь проформа – это слова “главный” и “государственный”. Суть же дела от этого не меняется, а суть вашего дела в том, что вам необходимо получить разрешение на работу. Видите ли, с вашей церковной визой разрешение на законное проживание в стране вы можете получить тремя путями: политическое убежище, рабочий гарант или… брак на американской гражданке. Но насколько я представляю, для вас сейчас реален только первый путь. Так что, если вы хотите здесь остаться и чего-либо добиться, то вам необходим иммиграционный статус, без которого вы в этой стране, – тут Марк посмотрел на Виктора открыто и доброжелательно, – ничто.

Через два дня Виктор стоял в длинной очереди чикагского иммиграционного департамента с многостраничной анкетой на получение статуса беженца, каллиграфическим почерком заполненной Марком, той самой анкетой, с которой начались его новые имя и фамилия.

Первые два года жизни Вектора в Америке складывались из углубленного изучения английского языка, случайных работ за “кеш”, то есть за наличные, а потом полуторагодичной работы у дилера по продаже бриллиантов, на которую его порекомендовали через организацию помощи беженцам из СССР. У дилера Вектор работал мальчиком на побегушках, то есть разносил небольшие суммы денег и мелкие бриллианты в другие дилерские конторы Ювелирного ряда – так называлось место ювелирных мастерских на пересечении улиц Вабаш и Мэдисон.

Через полгода после подачи заявления на политическое убежище Вектор получил официальное разрешение на работу, которым, впрочем, не воспользовался еще год. Работа “за кэш” – шесть долларов двадцать пять центов в час – у бриллиантовых дел мастера его вполне устраивала.

Вектор жил в северном районе Чикаго, в подвальном помещении, которое он снимал вместе с руммейтом, по-русски – соседом по аренде жилья. Окна подвала поднимались над землей чуть выше окон его серпуховского дома, а обогревалась квартира батареей, почему-то подвешенной к потолку.

Однако заветного статуса беженца ему все не давали, на интервью не вызывали, хотя разрешение на работу продлевали регулярно каждые полгода.

Освоившись с английским, Вектор неожиданно нашел постоянную работу швейцара в крупной гостиничной фирме “Хайат”, тем самым изменив свой статус “зарабатывающего нелегально” на статус “законопослушного налогоплательщика”. На работу в отель он приходил шесть раз в неделю в девять утра, а уходил в час дня – таково было расписание его сокращенной рабочей недели, которая оставалось неизменной три года.

Подвал с руммейтом сменился на отдельный номер в гостинице YMCA, на углу улиц Чикаго и Стейт, в двадцати минутах ходьбы от его места работы. Номер за двести пятьдесят восемь долларов в месяц представлял небольшую, восемь квадратных метров, комнату с кроватью, маленьким шкафчиком на два пиджака и одно пальто, письменным столом и раковиной, спрятанной в стене за дверкой.

Однако, приглашение на интервью из иммиграционного департамента так и не приходило, и Вектор постепенно начал привыкать к своему положению “беженца, законно ожидающего статус беженца” с безвременным продлением разрешения на работу.

Неожиданно, правда, пришло письмо из русского посольства в Вашингтоне о том, что его паспорт, который пролежал в посольском архиве пять лет, является недействительным, и в соответствии с постановлением президента “Виктор Куиш не является больше гражданином Российской федерации в связи с непродлением российского гражданства”.

Денег, которые он зарабатывал в отеле – четыре доллара двадцать пять центов в час и чаевых до пятидесяти долларов в день – вполне хватало на оплату жилья, неплохое питание в китайских и мексиканских кафе и небольшие удовольствия в виде походов в кинотеатры, бильярда в диско-клубе “Экскалибр” и покупок одежды в магазинах “Великолепной мили” на Мичиган-авеню.

К концу шестого года в Америке русская жизнь Вектора казалась ему стирающимися воспоминаниями, в которых чаще всего возникал вид из окон его серпуховского дома и литое тело Анастасии, сжимающее его в любовных порывах стальными руками и ногами.

Говоря с адвокатом о состоянии его заявления на статус беженца, Вектор все больше свыкался с мыслью, что его ситуация вполне обычная, потому что таких заявлений, по словам Марка, подается “море, океан и небольшая речка”.

– Вы напрасно беспокоитесь, Вектор, – говорил Марк. – Я хорошо помню о вашем деле. И даже если теперь вам откажут в политическом убежище, что было бы совершенно невероятно, хотя, как я представляю, ситуация в России несколько изменилась в сторону свободы и демократии, далекой, впрочем, от американской, то у нашего закона есть много возможностей затянуть ваше дело на неопределенный срок. А потом для вас вообще наступит “статус акклиматизации”, то есть депортировать вас не смогут просто на основании того, что вы прожили в стране слишком долго.

Успокоенный такими уверениями Марка, Вектор продолжал жить в YMCA, довольствуясь тем, что посылает ему судьба.

За пять лет у Вектора было три женщины: немецкая еврейка, ирландская американка и филиппинская китаянка – романы непродолжительные, и во всех трех случаях закончившиеся одной и той же фразой на английском языке, сказанной с соответствующими тремя акцентами: “Такого имени Вектор нет, к тому же у тебя нет американского гражданства. Поэтому у нас нет будущего”. Однако затем произошла четвертая встреча, которая имела роковые последствия.

Теплым апрельским днем, когда бриз от озера Мичиган так приятно ласкает лицо, закончив рабочий день в “Хайат”, Вектор гулял по парку, тянущемуся от Золотого берега к станции сабвея “Аддисон”. Людей в парке было немного.

Проходя по аллее, Вектор обратил внимание на негритянку, неподвижно сидевшую на скамейке. Ее поза показалась ему какой- то неестественной. Было трудно поверить, что на скамейке сидит живой человек, а не изваяние из черного мрамора. Сначала Вектор прошел мимо – остальные скамейки по всей аллее были пустыми – но потом повернулся и пошел назад, неожиданно испытав к этому черному изваянию необычайно сильное влечение. Негритянка сидела на скамейке в неподвижной позе и смотрела широко раскрытыми глазами, полными больших белков, на застрявшие в листьях голубые кусочки неба. Вектор присел рядом.