Алексей Горбатов - Бездомный

– 911. Полиция, – раздался в трубке женский голос.

Он сжал трубку в руке. Голос в трубке показался знакомым.

– Вам нужно приехать… – продолжение фразы вырвалось неосознанно, – чтобы забрать тело.

– Чье тело, сэр?

– Это тело… это тело… – он сжимал трубку в руке, не зная, как закончить фразу.

В трубке что-то щелкнуло.

– Да, мы вас поняли. Вы говорите о каком-то теле. Ему нужна помощь. Но, главное, вы не могли бы сказать, где вы находитесь? Полиция всегда придет вам на помощь. Вы звоните с улицы или из квартиры? Вам никто не угрожает?

– Угрожает? – недоуменно спросил он и бросил трубку.

Вектор надел пиджак и выбежал из квартиры. На улице он долго ходил вокруг бейсбольного поля, пытаясь прийти в себя. На небе взорвалась маленькая звездочка и разлетелась во все стороны короткими отрезками света.

“Салют. По какому поводу?” – подумал он.

Следующие две вспышки превратились в звездные одуванчики. Один тут же исчез, оставив после себя круглое облачко дыма, а другой стал осыпаться на город красной пыльцой. Вспышки рвались одна за другой, разбрызгивая красные, желтые и зеленые искры, как будто слизывая черноту неба белыми языками. Мигающая пыль летела к земле и растворялась в небе. Продрогнув, Вектор решил вернутся домой. Он завернул за угол, от которого дорожка шла к подъезду, и… встал как вкопанный. За его “бьюиком” стоял полицейский “форд” и бесшумно мигал сине-красными огнями.

“Вот и они. Они пришли для того, чтобы арестовать меня за умышленное беспокойство полиции”, – подумал он.

Решение пришло мгновенно.

“Нужно попытаться от них убежать. Нужно попытаться сесть в машину. И что мне еще остается делать, как не попытаться от них убежать, если мне все равно придется стать нелегалом? А как же мои вещи? А впрочем, какие там вещи? Главное, что мой бумажник с документами со мной”.

Полицейский следил фигурой, приближающейся к “бьюику”, и когда Вектор был всего лишь в нескольких шагах от него, как кошка, выскочил из своего “форда”.

– Извините, сэр. Это ваша машина?

– Да, – ответил Вектор, пытаясь унять дрожь.

– Дело в том, что здесь нельзя парковаться больше пятнадцати минут. Позвольте взглянуть на ваши водительские права.

“Это какая-то ловушка, – подумал Вектор. – Если они приехали для того, чтобы арестовать меня за беспокойство полиции, то зачем им мои права? Впрочем, здесь и в самом деле нельзя парковаться больше пятнадцати минут”.

– Права? Разумеется. Но они в машине, – спокойно ответил он.

Полицейский последовал за Вектором, но потом почему-то вернулся к своему “форду”.

“Спасение!” – неожиданно пронеслось у Вектора в голове.

Сев в машину, он вставил ключ в зажигание и ударил по газу так, что она отлетела от подъезда до конца дорожки, выходящей на проезжую часть улицы. Поворот – улица Огден. Еще поворот – улица Джексон. Следующий поворот – улица Стейт.

Вектор летел по городу, проскакивая на красный свет и выезжая на встречные полосы. Единственное, что вело его в темноте – это желание уйти от полиции. Свернув в безлюдный переулок, он заглушил мотор и выключил фары. Потом он снова выехал на улицу. Откуда-то доносились звуки полицейской сирены. Казалось, что полицейские были где-то совсем рядом.

“Они пришли за моим телом, а гоняются за мной, – повторял Вектор одну и ту же фразу, как заведенный, уходя от преследования по темным улицам, – но им не догнать меня, поворот, поворот, поворот, и я снова оторвался от них. Я знаю все подворотни даунтауна, как свои пять пальцев”. “Бьюик” летал по городу, как невидимая птица. Вектор выключил фары, и черная машина в ночном городе превратилась в призрак. Вектор свернул в узкий переулок и заглушил мотор. Здесь не было ни души. Откуда-то, через два квартала, доносились звуки полицейской сирены. Он прислушался к ним и понял, что полицейские сворачивают во все переулки подряд. “Но им не проехать там, где проеду я”, – подумал Вектор, ударил по газу и, выскочив из переулка, погнал машину на набережную.

За ним впритык шли два полицейских “форда” и трещали в динамики, чтобы он остановился. Проехав по набережной, “бьюик” резко свернул на тротуар. Здесь проезжая часть дороги кончалась, и ее ограничивали бетонные столбики, за которые узкий “бьюик” беспрепятственно проскочил. Широкий полицейский “форд” уперся в столбики сияющим бампером. За ним остановились два следующих. На соседнюю улицу с набережной вырвалась черная машина-призрак.

“Теперь, вероятно, они будут искать мою машину по всему городу, – подумал он. – Значит… – мысль его выскочила внезапно – нужно оставить ее на улице и переночевать в “Хайат”. Ведь мой номер снят на сутки”.

Он оставил машину за два блока от гостиницы в запорошенном закоулке и пошел к ней знакомыми переулками. В трехстворчатой вертящейся двери он обернулся. Полицейских нигде не было. Он зашел в лифт. Сквозь стеклянную стенку лифта он смотрел на опускающееся вниз чрево квадратной гусеницы. Оно опускалось все ниже и ниже, и Вектору казалось, что золотая гроздь люстры все сильнее разливает по балкончикам яркий свет. Доехав до своего этажа, он взглянул вниз и… замер. От гостиничной стойки отделилась фигура полицейского.

“Это не за мной, – застучало у Вектора в голове. – Ведь никто не знает, что я снял здесь номер. Никто, кроме…”

Продолжение мысли оглушило его. Не веря в то, что именно это случилось, что голос в “911”, который показался ему таким знакомым, был голос Латиши, он сам не свой вышел из лифта. У двери его номера стоял полицейский.

– Вектор, замри! – прокричал полицейский, направив на Вектора пистолет, сверкнувший черным дулом в свете люстры. – Не двигайся! Мы поможем тебе!

На мгновение Вектор замер.

“Помогут? А как они мне помогут? Какая мне может быть помощь? Теперь ее просто не может быть. Ведь теперь я должен им сдаться. Просто сдаться. Другого не дано. А если я не сдамся? Если я сейчас возьму и не сдамся? Разве он выстрелит в меня? Выстрелит в безоружного? А ведь он выстрелит. Он точно выстрелит. Он выстрелит по инструкции. У него инструкция стрелять в людей, если они не сдаются. А если я сдамся? Тогда арест, тюрьма. Они хотят помочь мне… тюрьмой? Чем же еще мне можно помочь? Зачем я бежал от них? Мне голос был. Я должен был сделать выбор. Но тогда это был единственный выбор. А теперь выбор – это тюрьма. Тогда я должен был сделать выбор. Серебристый самолет и яркое солнце на горизонте, а самолет все летит и летит, и, кажется, хочет улететь от солнца за океан. Выбор Бога, которого я не выбрал, а выбрал ее черное тело, которое все умирало и умирало, и, наконец, ушло в тот черный лакированный гроб в желтой яме. Аллилуйя, аллилуйя! А потом мы шли по желтым листьям, и я все не решался сказать ей. Я ждал этого дня, зимы и мороза. Но ведь теперь… это не важно. Ведь в этой жизни ничто не важно… кроме встречи с Богом. Нет, тюрьмы не будет. Ее просто не может быть в моей жизни. Значит, это и есть мой выбор…”