Наталья Гармс - Сколько нужно мужчин, чтобы…

Помнила ли я, как однажды ночью кто-то выстрелил через дверь в моего мужа, и он пригнулся и длинно взмахнул руками, как будто готовился к прыжку, но, не удержал равновесия и вдруг стал падать, а я потянула его через порог в квартиру и дальше, путаясь в тапках, к дивану? И губы на бледном его лице вмиг стали напряженно-синюшными, как обычно, когда он нервничал. «Не переживай, сейчас вызову доктора!» – бормотала я, укладывая его. Когда вдруг поняла, что он уже не переживает и вызывать надо не врачей, а полицию. Подвывая, кинулась на кухню к телефону. И переодеть испачканную в крови ночную сорочку сообразила только, когда прозвучал дверной звонок.

Потуже затянув накинутый на голое тело халат, потом несколько часов отвечала на вопросы бестолкового юноши, похоже, впервые составлявшего протокол, а также подошедшего позднее мордатого дядьки. Вновь и вновь прокручивала картинку: мы уже ложились спать, но заспорили (на самом деле, затеяли очередную дурную ссору), когда вдруг позвонили в дверь и муж, выйдя в «предбанник», громко спросил: «Кто?». (Он всегда так говорил – вместо «кто там?» – и я заранее злилась, по возвращении, протягивая руку к дверному звонку.) В ответ мужской голос прокричал: «Открывай, пацан!» Разгоряченный ссорой, Дэм выругался, хотя обычно избегал ненормативной лексики, и, было, развернулся, но тут из-за тамбурной двери раздались выстрелы. Когда я выскочила на площадку, не понимая, что происходит, он обвис у меня на руках. Мы давно предлагали соседям поменять эту хлипкую дверь, но не преуспели в переговорах, а сами так и не собрались.

– И вы не знаете, кто убил вашего супруга? Хотя голос одного из нападавших вам показался знакомым? – переспросил мордатый. – Странное какое-то убийство – через дверь! Впервые о подобном слышу!

– А, может, это вас хотели убить? По причине, так сказать, зловредной журналистской деятельности! – оживился следователь.

– Но убийцы слышали только голос мужа, – напомнила я, лязгнув зубами.

Давно уже надо было переодеться – меня била дрожь.

– А-а, если недоумок за дело взялся, он и сделает все по-идиотски!

– Так, наверное, это и были какие-нибудь обкуренные наркоманы? Тем все равно, куда и в кого палить! – подал голос юноша, которому давно следовало заняться прыщами на своем лице – хотя бы для того, чтобы так не краснеть под взглядом собеседника.

– Но как рассказала соседка, когда подъезд оборудовали домофоном, наркоманы отсюда вывелись. И после того, как в подъезде хлопнула входная дверь, прозвучали быстрые шаги, а вскоре раздались крики и выстрелы, и кто-то убежал. То есть, убийцы пришли с конкретной целью, – уточнил мордатый, успевший уже, оказывается, переговорить с соседями. – А что, если вы сами «заказали» своего супруга?

– Скорее, это у него был повод меня прикончить! – пробормотала я.

– Да, наслышан – монашеский образ жизни вы не вели. Ну, что ж, не знаете, кому ваш муж или вы так насолили?

Но я не знала. И думала, что, если бы мы опять не поссорились, Волька, наверное, сдержался и не выругался бы, и остался жив. Если, конечно, дело было в оскорбленной душевной деликатности стрелявших. Их, очевидно, было двое: один потребовал открыть дверь, а когда прозвучали выстрелы, второй выдохнул испуганное «ох!». И почему-то это восклицание показалось знакомым.

И еще я думала: хорошо хотя бы, что Глашка сейчас у бабушки с дедушкой. Аглая очень любила Дэма – в отличие от родного отца, тот с ней возился, водил по кино-театрам и баловал подарками.

Разумеется, потом все приехали. И отстояли рядом траурную церемонию. Прибывшие из украинского Закарпатья тетки причитали: «Спасибо, Анечка этого не видит!»

Несколько месяцев назад мы уже собирались на кладбище в похожем составе. Давно страдавшая от высочайшего давления, Анна Васильевна, мать Вольдемара, вдруг умерла. И Волик на похоронах совсем потерялся, кричал и метался у могилы – осиротевшим птенцом. Наблюдая нестойкое поведение племянника, его закарпатский дядька кряхтел и хмурил густые черные брови.

Поженившись, мы съездили разок в гости к мужниным родичам-«западэнцам». У них все было крепким: хозяйства, трехэтажные дома и собственные желудки. По случаю нашего приезда, наверное, день здесь начинался с зажаренных свиных ломтей и водки. Мое стремление – держаться с новыми родственниками на равных – обернулось, пардон, поносом.

А само свадебное путешествие – в Сочи – началось с тошноты. Замуж я выходила беременной. Но поскольку рождение ребенка не вписывалось в наши ближайшие планы (в сентябре я должна была приступить к занятиям в Высшей комсомольской школе в Москве, где Дэм доучивался на геологическом факультете Университета дружбы народов), по возвращению из сочинской поездки предстояло идти на аборт.

Меня мутило и тошнило. И отпускало только в море. Мы много купались и, дурачась, ныряли и показывали друг дружке под водой кукиши. И смех всплывал пузырьками воздуха к лазурной поверхности. Вот тогда отчетливо осознала, что Волька для меня, скорее, товарищ, с которым я и в постели чувствую себя так, как будто держу под подушкой фигу.

А потом была больница, где моя мама, ранее зарезервировавшая для нас номер в сочинской гостинице «Приморская» у самого берега моря, теперь договорилась об аборте под наркозом. В те времена такие операции делали только «по показаниям». И мне рекомендовали отвечать любопытным, что недавно попала в аварию и получила сотрясение мозга. Я так всем и говорила, но бабы, с тяжелыми подозрительными взглядами, похоже, не верили. На что, в общем, было плевать. Глашку рожать я совсем не боялась, а тут заколотило: пока стояла в коридоре в кошмарной этой очереди, в безразмерной рубашонке и белых бахилах с завязочками, все уговаривала себя не думать о ребенке, которого вот-вот не станет. В операционную меня вызвали последней.

Тихонечко отлежавшись потом в шумной палате, я вышла в больничный холл и увидела Вольку – бледного, с напряженно-синюшными губами. С убийства началась наша супружеская жизнь – им и закончилась.

– А ты отчего вдруг вспомнил о Деме? – переспросила я. Но Васька шкрябал и звякал чем-то в своей свихнувшейся пупер-державе и не отвечал. Вероятно, откупоривал очередную банку с пивом. Или, в самом деле, корпел над шампанским.

Не то, чтобы они с Дэмом соперничали. Но знаете, как это бывает в школе: мальчики из класса «А» не любят, когда на их одноклассниц посягают «бэшники». Дэм учился в «Б». И потом рассказывал, что обратил на меня внимание на каких-то школьных соревнованиях, когда я отжалась от пола больше всех, обойдя даже гребчиху Люду Швецову, с мозолистыми шишками-наростами у большого пальца – от весел.