Наталья Гармс - Сколько нужно мужчин, чтобы…

С начальником отряда молдавских строителей Виталием Тамащем мы мотались потом по горам, где меж деревьев порой проскакивали поросшие шерстью поджарые свиньи: как объяснили, не дикие, а домашние, отпущенные на вольный выпас. А когда приходило время, из них делали, к примеру, отличные шашлыки. Шашлыками нас угощали местные начальники. Но их возвышенные тосты не очень воодушевляли Тамаша, так как, несмотря на успешно налаженные личные контакты, дело продвигалось медленно. «То стройматериалы, присланные центром, где-то застряли, то людей не успели собрать. Затор за затором!» – сердито цедил Тамаш, сминая сигарету в серебристой пепельнице-рыбке.

Пепельницу ему сунула в чемодан жена. Вместе с термосом, домашними бахилами и большим овчинным жилетом. И даже томик любимых Стругацких положила.

– Раз, случилась такая беда, и понаехали мы сюда на подмогу со всей страны, так давайте, ребята, дружно впряжемся в работу. Тем более, что армяне очень трудолюбивый народ. Иной здешний крестьянин расчистит на горе площадку, снизу на себе земли натаскает и потом небывалые урожаи на своем поднебесном огородике выращивает! – Тамаш с досадой махнул рукой. – Но хозяевам, будто, не до того сейчас. И все сроки летят! Только об этом не нужно писать.

По национальности Тамаш был чех и родился в чешском селе Голубое, что на юге Молдавии. Я писала когда-то о его отце, директоре сельской школы, о котором наезжавшие из Кишинева практикантки отзывались исключительно в восторженных тонах. Он так же сминал сигареты в пепельнице, держа ее в руке. И когда ты задавала вопрос, переспрашивал, слегка наклоняя голову: «Пожалуйста?». А после того, как СССР развалили и все принялись драть на себе косоворотки, стеная про империю, превращенную тоталитарным режимом во всеобщий лагерь, Тамаш-старший очень переживал: получалось, он всю жизнь увлеченно преподавал совсем другую историю.

С группой спасателей, прилетевших сюда сразу после землетрясения, мы съездили в разрушенный Ленинакан, где дома топорщились, будто разбросанные хулиганами книжки – с покореженными переплетами и выдранными картинками. У остова здания с уцелевшим лестничным пролетом спасатели Юра и Витя заспорили – не отсюда ли они вытаскивали намертво вцепившуюся в перила жену Самвела? И тут, как в кино, рядом возник Самвел. Все зашумели и захлопали друг друга по плечам. Год прошел! Какая встреча!

Самвел зазвал в стоявший неподалеку вагончик. Под кизиловую самогонку вспоминали, как хозяин, ухватив за руки обоих сыновей, выбежал в тапках из обрушившегося следом подъезда. А жена Лиана решила вынести хоть что-то ценное и замешкалась. И когда все затряслось и посыпалось, она застыла на лестнице, сжимая под мышкой это что-то – мохеровую кофту, подаренную мужем на день рождения.

– Когда дом обрушился, подумал, все, нет моей Лианы! Но пыль осела немного, и я вдруг увидел – жена стоит на ступеньках – а они в небо ведут! Потом ее, едва живую уже, спасатели оттуда сняли. За вас, ребята. Дай вам Бог здоровья!

Как рассказывали, спасатели затем еще не раз поднимались на этаж за уцелевшими остатками имущества. И даже документы почти все нашлись!

– Нам очень повезло! – сказала Лиана.

И мы опять выпили, разумеется. Чтоб вся семья в живых осталась – так, мало кому, повезло! И конечно, уверяли хозяева, землетрясение было в 9-10 баллов, оттого все враз и рухнуло. А в Москве почему-то не захотели этого признать, подчеркнул Самвел. Спасатели выслушали его с вежливыми лицами. И все опять выпили – за тех, кому не повезло.

На обратном пути я спросила, что это за история с заниженными баллами?

– Так говорят! Когда тряхануло, то многие здешние дома, которые, между прочим, строились, как сейсмостойкие, вмиг обрушились. Как мы потом посмотрели, у иных стены пальцем можно было проткнуть, и вместо цемента оказался песок! – поморщился Юра. – Только ты не пиши об этом.

Однако я все-таки написала. Хотя и постаралась подобрать такие формулировки, чтобы не поставить под сомнение значимость дружбы народов и интернациональной взаимопомощи, да и героев своих не подставить. При этом не была уверена, что мой репортаж, вообще, напечатают. Но текст опубликовали и даже отметили на редакционной «летучке».

Кстати, когда наш редактор подписывал командировку в Армению, то передал презенты для однокашника из ВПШ (Высшей партшколы), рулившего в Ереване республиканской партийной газетой. Выпущенные молдавским издательством, дефицитные по тем временам, томики – Булгакова. Платонова и кого-то еще – я долго таскала с собой по горам.

И если б не книжки, то, возможно, уже не поехала бы в Ереван, в котором пару лет назад побывала с двумя подружками.

Обе они были блондинками: Ира – чуть светлее, а Света – потемнее. И водители ереванских автобусов отказывались брать с нас деньги за проезд. А в ресторан при гостинице мы сами вскоре перестали ходить потому, что тамошний управляющий тоже норовил угостить нас задаром.

Света забыла купальник и в бирюзовом Севане купалась в длинной голубой футболке. И когда, скульптурно облепленная мокрой тканью, Светлана вышагивала из сияющей на солнце бирюзы, Серж, приятель нашего однокурсника Левона Арутюняна, бухнулся на колени и воздел руки к небу, ниспославшему нам такую красоту!

(К слову, и от армян, и от грузин не раз слышала, что их предки были светловолосыми и голубоглазыми. И в этом же далее попытался уверить жгучей кавказской внешности азербайджанец.)

Видимо, под впечатлением от Светкиного явления, Серж затем устроил вечер армянской кухни для девочек из Молдавии. И позвав на долму. Это оказались родные молдавские голубцы из виноградных листьев. Тогда как здешний коньяк, казалось, не допускал сравнений. Сколько-то его употребив, подружки растянулись рядышком на диване. При этом у Иры свешивались с подлокотника ножки в беленьких носочках.

Перед поездкой Ирина вышла замуж. Ее муж Боря не смог оставить свой рабочий пост и каждое утро присылал из Кишинева в Ереван телеграммы: «Пятый день нашего медового месяца провел нормально. Выпил пива со Стариком!».

Вслед за девчонками, и прочие выбывшие из строя бойцы уже улеглись в соседней комнате. А я осталась за столом, дабы воздать должное гостеприимству хозяина. Хотя, возможно, дело было еще и в том, что чувствовалось – он хочет о чем-то рассказать.

И тот начал со своего начальника, главы архитектурного бюро, которому поступали заказы даже из Питера и Москвы. «Он чудовищно талантлив! И столь же чудовищно безобразен!» – живописал Серж, артистично взмахнув длинными руками – по замаху не соответствовавшими его невысокому росту. Так вот, когда «чудовищный» архитектор пригласил на ужин даму, то ради куража вышвырнул в окно ресторана свои фамильные часы. Но в этот раз раритет не пропал и не ушел камнем на дно! Часы своими длинными руками перехватил Серж, предусмотрительно поставленный начальством подежурить в кустах под ресторанным окошком, благо, осень была теплой.