Андрей Филимонов - Пляс Нигде. Головастик и святые

– Я ещё застала очаги сопротивления в конце нулевых, – вспоминала Инга. – Странные люди тусовались в тёмных аллеях. Но потом их оттеснили в резервацию, – она указала на уродливый барак-самострой за высоким забором с колючей проволокой, притулившийся у насыпи “La petite ceinture”.

Со двора доносилось позвякивание цепи и глухой астматический кашель большой собаки. Всё это напоминало декорацию к постановке “Колымских рассказов” в модном театре. Сходство усиливал висящий на заборе плакат с красной звездой.

– Я же говорю, здесь все левые. Даже наркоторговцы.

Инга рассказала историю своей подруги Селин, француженки, которая несколько лет назад нашла своё счастье в объятиях чилийца по имени Сальвадор. Сын богатых родителей, он мечтал построить в пустыне Атакама город философов и поэтов. С названием он не определился: Ницшебург или Заратустровиль? Главное, что это перевернёт мир. Сколько гениев теряют веру в себя из-за того, что им приходится работать. Или ещё хуже – искать работу, продавая талант за копейки. Так пускай миллиардеры подавятся своими миллиардами. Мы превратим их в ничто, когда совершим переоценку всех ценностей в интеллектуальных кузницах нашего прекрасного города, свободные люди будущего.

Сальвадор заводил Селин возвышенными речами. К тому же он был красив. Но в 2014 году на биржах Южного полушария упали какие-то акции, и родители перестали оплачивать парижскую жизнь мечтателя. Пришлось ему вернуться в Сантьяго. Оставшись одна, Селин увлеклась каннабисом. У неё появился дилер, чрезвычайно похожий на Льва Троцкого, с такой же львиной гривой, в круглых очках и кожаной куртке. Вне всякого сомнения, он много работал над своим имиджем, ведь настоящую комиссарскую кожу двадцатых годов найдёшь не во всяком секонд-хенде. Когда “Троцкий” встречался с Селин в парке, в руках у него была газета “Lutte ouvrière”, а в газете – пакетик с марихуаной.

– Что это такое, “Lutte ouvrière”?

– “Борьба трудящихся”. Очень левое издание и очень забавное. Из любопытства я прочла один номер. В редакционной статье говорилось: когда мы придём к власти, буржуи побегут из Парижа, и пламя народного гнева будет лизать им пятки.

– Похоже, что лучшую травку редакция оставляет себе.

– А с другой стороны, во Франции действительно построен социализм.

– Как в СССР?

– Гораздо лучше.

– Кто его построил?

– Государство.

– Зачем?

– По требованию трудящихся.

– Мало ли чего они потребуют.

– Понимаешь, их интересы представляют хорошие ораторы, которые ловко складывают слова. А французы воспитаны с уважением к Логосу. Здесь философов приглашают в самые популярные телепередачи, чтобы они поделились мыслями о том, как нам жить дальше.

– И что они говорят?

– Предсказывают колляпс.

– Колляпс?

– Который ожидает Европу в ближайшем будущем.

– Всю Европу?

– Так говорят философы.

– И Францию тоже?

– Францию в первую очередь.

– Поэтому ты едешь в Индию?

– Не знаю. Я ведь не вся Европа. Просто хочется, чтобы мудрые йоги наполнили мою жизнь смыслом.

– Остерегайся подделок. В Индии запросто могут подсунуть какую-нибудь фигню вместо смысла жизни.

– Спасибо, что предупредил. А вот и мой подъезд.

Мы стояли перед шестиэтажным домом на набережной, неподалёку от Крымского моста, театрально подсвеченного разноцветными прожекторами. В данный момент мост пересекала очень длинная семья хасидов – бородатый отец в высокой меховой шапке, мать в чёрном, мальчики в шляпах, некрасиво одетые девочки с большими печальными глазами.

– Мне их так жалко, – сказала Инга. – Когда вижу хасидских девочек на субботней прогулке, сразу вспоминаю советское детство, школьные платья и толстые серые колготки. Но ты ещё на них насмотришься. Сейчас запоминай цифры. Чтобы попасть в подъезд, нужно открыть две двери, и на каждой свой кодовый замок.

Я ничего не запомнил. До отъезда Инги оставалось несколько дней. Необязательно напрягать мозг прямо сейчас. Тем более что информация поступает непрерывным потоком.

– Обрати внимание, – рассказывала Инга. – В лифте нет кнопки с цифрой 1. Первый этаж называется “rez de chaussée”. Видишь, тут написано RC?

– А я подумал, что это значит Розенкрейцеры.

– Кто?.. Ах да, теория заговора. Розенкрейцеры, масоны… Кстати, этой весной я была в масонской ложе.

– На вечеринке?

– Почти. Здесь устраивают… Как правильно сказать по-русски? Ночь музеев или ночь в музеях? Когда можешь абсолютно бесплатно посещать все городские музеи. В программе была масонская ложа “Le Grand Orient” – “Великий Восток”, и я подумала: ну, когда ещё я попаду к этим необыкновенным людям, которые тайно управляют миром… Они оказались очень милыми, провели экскурсию, объяснили значение символов и даже инсценировали обряд посвящения…

– О, господи!

– Точно! Нас ждёт “План Господа”. А ехать нам на четвёртый этаж.

Когда двери лифта открылись, я увидел коридор с идеально ровной ковровой дорожкой охряного цвета, ряд одинаковых коричневых дверей без номеров по правую руку и двух девиц в коротких юбках, сидящих на полу с тремя бутылками шампанского.

– Здрасьте! – сказал я.

– Bonsoir, mademoiselles! – поправила меня Инга и вежливо спросила у девиц, не нужна ли им помощь. Те в ответ затараторили, хихикая и указывая на дверь ближайшей к лифту квартиры.

Они там хорошо проводили время со своим другом, потом закончилось горючее, и девочки побежали за добавкой, вернулись, стучат уже десять минут, но парень не открывает, уснул, наверное, вряд ли помер, в любом случае, им хочется продолжения банкета, можно ли перелезть к нему через ваш балкон?

Инга ответила, что это очень романтично, и балкон, разумеется, в их полном распоряжении, только пусть будут осторожны, четвёртый этаж всё-таки. По-нашему, даже пятый, подумал я, входя в квартиру. Нет-нет, не разувайтесь! – разрешила Инга, и мы протопали на балкон, разделённый перегородкой из матового стекла, за которой находилось логово месье, уснувшего в ожидании шампанского.

Перемахнуть туда ничего не стоило, но девушки, хоть и пьяненькие, испугались высоты. Они глянули вниз – и сказали “merde!”. Тогда Инга вызвалась сама перелезть на ту сторону и разбудить их дорогого друга. Но я воспротивился этой идее – как поэт и прозаик. “Je fais ça” – воскликнул я, ударяя себя в грудь на манер Кинг-Конга. “C’est moi qui le fais” – поправила Инга. Но девушки отлично меня поняли, и авансом расцеловали с обеих сторон лица.

Перекинув ногу через перила, я ступил на чужую территорию. В комнате горел свет, через стекло просматривалось тело на диване в состоянии отключки.

Я постучал по стеклу, сначала деликатно, затем сильнее, и только сейчас задумался: а что я ему скажу? Как объясню на бедном неродном языке эту деликатную ситуацию? “Моя – друг, твоя девушка – дверь тук-тук”? Так ведь можно до инфаркта довести человека. Представьте себя французом под градусом, вы внезапно просыпаетесь, а на балконе у вас – русский мужик.