Андрей Филимонов - Пляс Нигде. Головастик и святые

В этот момент я как раз достучался до спящего, он открыл глаза, увидел моё лицо на фоне вечернего сумрака и упал с дивана. Чтобы как-то разрядить обстановку, я крикнул по-английски: “Don’t worry, sir! It’s not a robbery! The reason of my unexpected appearance is the promise made by me to two young and beautiful ladies which are eagerly waiting for your arousal behind the door”.

К сожалению, хозяин квартиры не дослушал мою речь до конца, а прямо как был, на четвереньках, бросился в соседнее помещение – маленькую кухню, окно которой тоже выходило на балкон.

Мне стало немного тревожно. А вдруг у него там пистолет или старое ружьё? И что тогда? Прыгать за борт? Внизу, как я успел заметить, разбиты клумбы с фиалками, которые смягчат падение, но всё же – четвёртый этаж, по-русски даже пятый… вывих или перелом чего-нибудь гарантирован. И это самый идиотский сценарий, который можно придумать для начала новой жизни.

Свет в кухне хозяин квартиры не зажёг, но его силуэт контрастно выделялся на фоне белого кафеля на стене. Повернувшись ко мне спиной, он что-то торопливо искал в правом ящике кухонного стола. Было непонятно – пора уже кидаться вниз или подождать немного? Разумеется, можно вернуться в квартиру Инги через балкон, формально дело сделано, клиент пробуждён, а теперь сами его разоружайте и успокаивайте. Но безопасное отступление выглядело расчётливым малодушием. Что, если это сам город через подставных лиц вызывает меня на поединок в день прибытия? Уклоняться от вызова – против правил, и вообще нарушение традиции. Русский поэт на дуэли с французом – такая старая тема.

Кстати, на балконе валяются скандинавские палки. Очень кстати. Они прекрасно подходят для того, чтобы тыкать в лицо противника и ослепить кого угодно, хоть циклопа.

Именно в этот момент месье за стеклом нашёл то, что искал, и повернулся ко мне с угрожающим сабельным замахом, сжимая в руке большую поварёшку.

– Лё порт! – крикнул я, указывая в сторону входной двери.

– Ля порт! – поправила меня Инга из-за перегородки.

– Неважно. Скажи его тёлкам, чтобы постучались к нему.

Услышав в коридоре голоса подружек, парень метнулся к двери и отщёлкнул замок. Девицы вбежали, цокая каблуками, как цирковые лошадки, пристыдили своего собутыльника и запустили меня внутрь, где я получил от них ещё одну порцию жарких безе с перегаром. Сонно моргающий Жан (или Поль?) говорил, что он очень дезоле́ – страшно извиняется, однако поварёшку из рук не выпускал, должно быть, рефлекторно. Девушки предлагали остаться и выпить, но я откланялся и покинул квартиру традиционным способом, через дверь, чтобы триумфально вернуться к Инге, которая успела открыть Госплан и аранжировать сырную тарелку. Аромат неподдельного “Côtes du Rhône” и запрещённого в России козьего сыра довели меня почти до слёз. Я хотел поднять тост за ностальгию по настоящему, но решил не умничать и скромно предложил:

– За встречу!

Мы чокнулись, я выпил залпом, Инга пригубила свой бокал, мы немного поболтали о родине и старых друзьях, и я вновь потянулся к бутылке, когда из соседней квартиры донеслись выразительные девичьи стоны.

– Пока вы там сражались на балконе, мне рассказали пикантный факт из личной жизни моего соседа. Оказывается, он умеет связывать женщин таким способом, что оргазм наступает неизбежно, – прокомментировала Инга.

– Вот оно что. Моряк, наверное.

Мы ещё немного посидели, потом Инга сказала, что ей нужно проверить почту, и я тоже решил проверить почту.

Меня ожидало письмо от мистера Фарба, который наконец-то собрался рассказать всё, что помнил, о своём новосибирском турне сорокалетней давности.

Новосибирск. Июнь 1977 года.

Первые образы города: памятник Ленина на площади, портрет Ленина в холле гостиницы, скрипучий паркет, азиатка-уборщица в синем халате что-то громко напевает на родном языке под аккомпанемент пылесоса, который тянет за хобот по коридору, по красной ковровой дорожке.

Было восемь или девять часов утра. Их только что привезли из аэропорта. Очень хотелось спать после красноглазого рейса. Когда летишь на Восток, ночь съедается разницей во времени.

Он принял душ и стоял посреди своего номера в круге утреннего солнца на полу, вытираясь жёстким вафельным полотенцем, слушая песню уборщицы. Мурашки бегали по коже от низких гортанных звуков её голоса, и пылесос подвывал, как электрический пёс.

С тех пор при слове Novosibirsk память извлекает из фонотеки эту мелодию. Он так и не узнал, к какому народу принадлежала женщина, и о чём была песня. Служащие отеля не говорили по-английски, страшно боялись своих постояльцев и впадали в транс, если к ним обращались с вопросом.

Затем наступили дни суеты: монтаж экспозиции, открытие выставки, речи местных коммунистических боссов, похожих на республиканцев, которые бросили заниматься спортом и начали есть нездоровую пищу.

Речи были длинными, плюс перевод этой ахинеи. Снаружи ожидал народ, выстроившийся вдоль улицы в терпеливую очередь. Полароид-шоу имело огромный, хотя и бесшумный, успех. На выставке дежурила полиция, и люди вели себя очень сдержанно, никто не хлопал.

Памятная встреча случилась на третий или четвёртый день работы, когда он заметил в толпе, окружавшей подиум, девочку с длинными косами и серыми глазами в пол-лица. Он почему-то сразу подумал, что её портрет отлично ляжет на обложку его будущей книги. Смелый взгляд, короткий сарафан, веснушчатые загорелые плечи. Он попросил девочку подняться к нему. Ей было лет 13–14. По лесенке она взошла с достоинством модели. “Do you speak English?” – “Yes, I do”. Он велел ей встать у белой стены и долго рассматривал её лицо через видоискатель, ожидая, когда она успокоится и, может быть, даже улыбнётся. Но сибирская нимфетка оставалась серьёзной. Тогда он нажал на спуск. Вытащил из камеры фотобумагу, на которой проявлялось изображение, взмахнул рукой…

– A small miracle for you!

– Thank you, mister… what is your name?

– Call me Nat.

– Thank you, Nat!

Он думал, что, получив снимок, девочка скромно уйдёт, растворится в толпе. Портрет удался, больше от неё ничего не требовалось.

Но она продолжала стоять перед ним, переводя взгляд с фотографа на фотографию. Хочешь, чтобы я подписал? Да, конечно. И ещё кое-что: я хочу попробовать настоящую американскую еду! Вы пригласите меня на ланч? От неожиданности он стушевался и пообещал это устроить. Девочка протянула ему бумажку с номером телефона и сказала, что будет ждать, очень-очень, и улыбнулась. В её взгляде промелькнули быстрые весёлые чёртики. По сравнению с этим выражением лица снимок, который он только что сделал, был полным дерьмом. Но для тех, кто не видел её улыбки, портрет сойдёт за шедевр.

К сожалению, Натан забыл, как звали юную красотку. Он позвонил ей в пятницу вечером и пригласил на следующий день (1 pm) в спецстоловую, где кормили американскую делегацию, сознавая, что КГБ и ЦРУ будут пристально наблюдать за их ланчем.