Валерий Шевченко - Романс с сурдопереводом

Вдруг из-за Ритиной спины прогрохотало голосом гадкого Кривина:

– Антось всё-таки не послушался!

Антон вздрогнул, Рита могла испугаться такого шума позади себя. Однако девушка не шелохнулась.

Андрей сидел за соседним столиком с двумя симпатичными девушками и явно рисовался. Его нужно поставить на место, чтоб отвязался, в конце концов. Антон отодвинул тяжёлый дубовый стул и подошёл к соседнему столику.

– Андрей, очень тебя прошу оставить свои замечания и предложения при себе.

– Нет, ты не понял, хоть я тебе по-русски объяснил: эту тебе не поднять, то есть наоборот… Её можно только замуж, а такого папаша не допустит. Или ты рвёшься в зятья к Косте Маленькому?

Так вот откуда он слышал Ритину фамилию! Она – дочь этого миллионера от искусства. Как бы там ни было, Кривина он поставит на место.

– Ещё слово скажешь,.. и я за себя не отвечаю, – зло зашипел Антон, невольно сжав кулаки.

– Дак я что, я ж ничего. Хочешь в зятья, так и старайся себе. И не переживай так, не услышит она: глухая же абсолютно. Ха, а ты, я вижу, и не заметил…

Антон не стал слушать дальше и вернулся на своё место между Алисой и здоровяком Митей. Вот оказывается, отчего она так пристально его разглядывала: по губам «читает». И говорит очень чётко и правильно, потому что не слышит себя. А ведь он сразу понял, что она не такая как все. Особенная, необыкновенная. Он улыбнулся девушкам и, наконец, вспомнил парочку смешных случаев из недавнего студенческого прошлого. Слова больше не застревали в горле, а выходили легко и просто. Компания за столиком всё чаще и веселее взрывалась смехом. До закрытия выставки оставалась ещё целая вечность.

**

«Интересно, заметил он что-нибудь? Я старалась всё время видеть, как он говорит. Алиса уверяет, что у меня идеальная речь: чёткая, правильная, без провалов и искажений», – уставшая после долгого насыщенного дня Рита перебирала в памяти события, встречи и впечатления прошедшей выставки.

Женскую красоту Антон замечал и ценил, даже находил её там, где другие не видели. Глядишь, какую-то замухрышку в модели возьмёт, перенесёт на холст один в один – исчезла замухрышка, а вместо неё расцвёл скромный, несмелый, но нежный цветок.

Но все натурщицы, – и дурнушки, и красавицы, – интересовали Антона ровно до конца работы над картиной. Как только последний мазок ложился на завершённое полотно, модель переставала для него существовать. Ни долгая любовь, ни коротенькая интрижка не случались между художником и его натурщицами. Любвеобильные, кокетливые красотки быстро разбирались в ситуации и переключали своё внимание на менее интересные, но доступные объекты.

Была ещё Инга: самостоятельная художница, симпатичная молодая девушка, с которой Антон познакомился на измайловском вернисаже. Она арендовала постоянный стенд и с видимым удовольствием проводила возле него не меньше четырёх дней в неделю. Местное общество было весьма разнообразным и колоритным, а на здешние заработки многие художники неплохо существовали.

На вернисаже Инга царила безраздельно. К её мнению прислушивались, у неё спрашивали совета, просили помочь продать одну-другую вещь, когда коммерческие дела шли совсем уж плохо. Ближайший к Ингиному стенд занимал юный недотёпа – абсолютно неприспособленный к жизни художник Коля Беленький. Он был безумно и безнадёжно влюблен в Ингу и круглосуточно страдал от её равнодушия к его тоске, упивался своей печалью и нянчился со своим страданием. В редкие свободные от любовных воздыханий часы Беленький легко и небрежно писал превосходные пейзажи, лёгкие, как мечты, стремительные, как сны. Свеженаписанные Колины полотна быстро находили покупателей – отечественных и иностранных. Инга возле своего стенда только посмеивалась, наблюдая очевидный успех своего почти тайного воздыхателя. И, вероятно, считала, что несчастная любовь очень способствует расцвету таланта.

Светличный вернисаж посещал нечасто, обычно движимый необходимостью разжиться средствами на покупку вещей, цена которых выходила за рамки скромного преподавательского жалования. Здешней коммерции он был обязан приобретением жилья – небольшой комнатки в столичной коммуналке, – и подержанной, но вполне трудоспособной «тойоты». Частных уроков Антон не давал, заказных портретов писать не любил, ибо по натуре был человеком независимым, и приспосабливаться к чужим капризам не умел.

**

– Эй, Машка, глянь, кто пришел! – весело зазвенела худенькая, но ладная девчушка в лёгком не по сезону балахончике. – Или глаза у меня от ветра слезятся, или взаправду Антось пожаловал. И что-то любопытное в мешке приволок.

– Ладно тебе, Инка, выделываться, – недовольно буркнула солидная грузная дама в ветровке и забавной яркой крохотной шляпке. Очевидно, та самая Машка, так как в пределах видимости на аллейке, заставленной стендами с холстами и картинами, третьей женщины не было. Дама недобро зыркнула тёмными, жирно подведёнными глазами и принялась поправлять без того ровнёхонько закреплённые на планках аккуратные небольшие картины с дождливыми городскими пейзажами в жёлто-лиловых тонах.

– Конкурент пришел, всех клиентов увел, – издевательски пропел щуплый мужичонка в чуднóй шапочке с пёстрым шарфом на шее, тоже художник, судя по паре кисточек в левой руке. – Не завидуй, Машка, не одной тебе обогащаться. Тоша тоже хочет на тачку деньжат собрать. Потому и мешок принес. Спорим на твой дырявый зуб, что там две бабы у него в мешке. Больше не влезет, а на меньше времени жаль.

– Поговори мне ещё, – отчетливо прошипела Машка, – я с тобой дома разберусь.

Против «Машки» перезрелая мадам ничего не имела, но конкурент её страшно раздражал.

Антон сдержано поздоровался с публикой у стендов на узкой парковой аллее и невозмутимо извлек из холщового мешка две картины большого размера в узких светлых рамах. Одно полотно оказалось горным пейзажем, на втором действительно была женщина: пожилая, крупная, с решительным суровым лицом и неожиданным рукоделием на коленях.

– Тётку купят в два счета, – уверенно заявила девушка и распорядилась: – Ставь вон туда, в нижний правый угол. Ей там самое место, а своих лебедей и клоунов я подвину. Горы подольше будут ждать покупателя, но уйдут гораздо дороже.

Антону Инга покровительствовала и, по общему мнению местной публики, была в него влюблена. Светличный не был уверен в её особом к себе расположении и потому с лёгким сердцем пользовался поддержкой в деле продажи своих творений. В коммерции Инга проявляла талант не меньший, чем в рисовании лёгких изящных акварелей и рисунков тушью.

– Слышь, Вов, спорим на шампанское, счас продам три своих дождя раньше, чем уйдёт Антоновская баба, – громко предложила Машка мелкому соседу. – Хочешь, твои крыши тоже пристрою? Да не те, а другие – мокрые и в тумане. Мартовские, с грязным снегом тоже давай.