Елена Дымченко - Ведьмин пёс

– Вернись немедленно!

Мать вдруг остановилась. Пошатнувшись, как от удара в спину, она с видимым трудом устояла на ногах и, развернувшись, пошла навстречу дочери. Походка её была очень странной, создавалось впечатление, что она идёт против воли и кто-то подталкивает её сзади. Лицо было перекошено от бессильной злобы на собственную беспомощность. Пёс, жалобно поскуливая и прижав уши к голове, семенил за ней. Дойдя до дочери, она остановилась и, упрямо вздёрнув подбородок, вперила в неё негодующий взгляд.

Энджи, поражённая увиденным, растерянно спросила:

– Что это было?

Валентина смотрела на неё с неприкрытой ненавистью и явно не собиралась ничего объяснять.

– Ладно, – вздохнула немного испуганная и ничего не понимающая девушка, – нам нужно похоронить бабушку Прасковью и убираться отсюда. С кем здесь можно переговорить об этом?

В глазах матери промелькнула усмешка:

– Вряд ли тебе здесь с этим помогут, – соизволила она, наконец, подать голос.

– Это почему? – искренне удивилась Энджи.

– Её здесь не любили и боялись.

– В это я верю, но она умерла и её нужно похоронить по-человечески.

– Ну, дерзай, – усмехнулась мать, – а я пошла.

Развернувшись, она направилась к лесу.

– Так с кем можно поговорить? – крикнула ей в спину Энджи.

– Попробуй с Балашихой, – обернувшись, мать показала на жёлтый дом с большим палисадником.

«Странная она какая-то, очень странная, – думала девушка, подходя к указанному дому.

Поднявшись на крыльцо, она постучала в дверь. Послышались тяжёлые шаги, дверь приоткрылась и в узкую щель выглянула пожилая женщина. Вероятно, она была не очень здорова: дыхание со свистом вырывалось из её лёгких, лицо было одутловато и кожа имела чуть зеленоватый оттенок.

– Чего тебе? – довольно недружелюбно спросила она.

– Извините, – улыбнулась ей Энджи своей самой обаятельной улыбкой. – Я хотела спросить, не подскажете ли вы, к кому тут можно обратиться по поводу похорон.

Женщина, судя по её озадаченному лицу, не привыкла выслушивать такие длинные обороты речи и не без усилий поняла суть вопроса. Когда же понимание пришло, глаза её загорелись любопытством, и дверная щель стала чуть шире.

– Кого ж ты, дочка, хоронить собралась?

Обрадовавшись, что женщина продемонстрировала готовность к диалогу, Энджи приободрилась и с готовностью ответила:

– Прабабушку мою, точнее прапрабабушку.

Балашиха удивлённо подняла брови:

– А ты чья будешь? Что-то я тебя не припомню.

– Так Свиридова я, – ответила Энджи, но тут же сообразила, что фамилия отца ничего этой женщине не скажет. Она попыталась вспомнить девичью фамилию матери, но не смогла, ведь она её никогда и не знала.

– Ой, извините, это фамилия моего отца, а умерла прабабушка по матери, вот как фамилия – не знаю… – растерянно пролепетала она.

Женщина поджала губы и одарила нежданную гостью неодобрительным взглядом:

– Вот времена-то наступили, даже материнскую фамилию люди не знают, а что уж о дедах и прадедах говорить.

Энджи не нашлась что возразить.

– А в каком доме-то жила твоя прабабка? – решила всё же помочь городской неумёхе Балашиха.

– Она не здесь жила, её дом в лесу, – ответила девушка.

– В лесу? – переспросила та.

Наблюдая за стремительно менявшимся выражением лица женщины, Энджи почувствовала, что, похоже, разговор на этом закончен, и не ошиблась. Дверная щель стала становиться всё уже, и девушка еле успела впихнуть в неё ногу в кроссовке.

– Как звали твою прабабку? – всё-таки решила уточнить Балашиха, всё так же пытаясь скрыться в доме.

– Прасковья, – ответила девушка и, чтобы удержать дверь, в дополнении к кроссовке упёрлась в неё ещё и рукой.

Балашиха безуспешно давила на дверь, пытаясь отделаться от этой нахалки, но Энджи не намерена была отступать.

– В чём дело? – возмущённо спросила она. – Что не так?

– Ты, видно, совсем без мозгов раз задаешь такие вопросы, – не сумев сбежать от разговора, Балашиха всё-таки решилась вступить в диалог.

– Это почему? – начала сердиться Энджи. – Человек умер, его надо похоронить на кладбище, – и язвительно добавила: – или у вас так не принято?

– Человек? – задохнулась от возмущения та. – Человека-то и похоронят по-человечески, а Прасковья твоя… – захлебнувшись приступом кашля, она не смогла закончить фразу.

Энджи старалась подавить вновь обуявший её приступ гнева и с нетерпением ждала, когда у этой «коровы» пройдёт, наконец, кашель, чтобы высказать ей всё, что она думает и о ней и обо всех жителях этой деревни. Но женщина всё кашляла и кашляла, лицо её начало наливаться неестественной багровостью, глаза вылезли из орбит. Отпустив дверь, она сползла по стене и распласталась на полу. Страшная судорога прошла по объёмному телу и она затихла, как и гнев в душе Энджи.

– Господи! – девушка шагнула в коридор и приложила два пальца к шее женщины так, как она это видела в сериалах.

Но бьющуюся жилку ей обнаружить не удалось, хотя она и двигала пальцы туда-сюда, пытаясь её отыскать. Услышав какой-то шорох, Энджи подняла голову: в коридор из комнаты вышел высокий, худой старик.

– Дочка, ты здесь? – взволнованно спросил старик, ощупью передвигаясь по достаточно светлому коридору.

Взглянув на его лицо с белёсыми, застывшими глазами, Энджи догадалась, что он слеп.

– Здравствуйте, – пролепетала она, поднимаясь с пола, – кажется, ваша дочь умерла.

– Умерла? – переспросил он. Тонкие губы задрожали, из слепых глаз на сухую морщинистую кожу выкатилась слеза.

У Энджи сжалось сердце от сочувствия.

– Мне очень жаль, – вздохнула она.

– Где она? Где моя дочь? – одной рукой держась за стену, другой он начал водить по воздуху, видимо, в поисках дочери или обладательницы незнакомого, но приятного женского голоса.

Энджи торопливо подошла к нему:

– Не торопитесь, я вам помогу, идите сюда, – сказала она и, желая помочь, взяла его за руку, чтобы подвести к распластанному на полу телу его дочери.

Как только её рука дотронулась до него, он вздрогнул и испуганно отступил. Решив, что неожиданное прикосновение просто напугало слепого старика, она попыталась его успокоить:

– Не бойтесь, я вам помогу, возьмите меня за руку.

– Кто ты? – хрипло спросил он.

– Меня зовут Энджи, – терпеливо как ребёнку начала объяснять она. – Я как раз разговаривала с вашей дочерью, как вдруг на неё напал сильный приступ кашля и она… – девушка запнулась, подбирая слово помягче.

– Изыди! – оттолкнув её, старик прижался к стене и, вытащив из-под рубахи большой нательный крест, выставил его в направлении её голоса.

– Что за ерунда, – усмехнулась было Энджи, но почувствовав удар невидимой рукой в грудь, попятилась назад. – Что происходит? – недоумевала она, продолжая пятится под напором невидимой силы.