Алексей Ефремов - Учебка-2, или Кто в армии служил, тот в цирке не смеётся!

Вместо подавшегося в «рули» Вити на взвод ко мне пришел новый «комод». Андрюха Бадаев – невзрачный вологодский паренек, невысокий, белобрысый, коренастый, молчаливый, работящий, как потом оказалось – щедрой, широкой души человек. Их в батарее было два земляка. Второй, Гоша Колосов, полный антипод – высокий, кареглазый брюнет; будучи водителем, претендовал на роль тренажериста. Скоро, по странному стечению обстоятельств, эту должность займу я, а Гошу отправят «замком» во взвод вооружения, командовать отмороженными БРДМщиками, так как у них дефицит сержантов. Но об этом позже. Так они и остались на фотографии в моем армейском альбоме – земляки, стоящие у полкового памятника, знаменитой противотанковой пушки ЗИС-3. Гоша и Андрюха, едва достающий пилоткой до его плеча.

Взвод наш раздербанили по хозработам. 18 человек уехали на сенокос в подшефный совхоз, шестеро охраняют и обслуживают развернутый на полковом стадионе полевой ППЛС (пункт приема личного состава). Бойцы красят серебрянкой металлоконструкции, ремонтируют палатки, посыпают дорожки и т. д. ППЛС занимает почти весь стадион, в случае объявления мобилизации гражданский резервист заходил в первую палатку на одном краю стадиона, а на другом краю выходил полностью экипированным, имея на руках необходимый пакет документов.

Двое моих бойцов лежали в санчасти. Один с какой-то ерундой, а второй, Ульев, высокий сероглазый блондин с Сахалина, своей интеллигентной внешностью напоминающий земского врача или сельского учителя, страдал самой распространенной духовской болячкой. У него гнила нога, и я с искренним сочувствием наблюдал, как он ковыляет вокруг санчасти, с трудом втиснув распухшую багровую ступню в громадную кирзовую тапочку. Скоро его отправят в гарнизонный госпиталь, а оттуда в окружной, в Подольск, где после недельной реанимации врачи чудом сохранят ему запущенную конечность. Он вернется только в декабре. Возвращаясь в это время из командировки, я с трудом узнаю его в долговязом парне в стройбатовской шинели и несезонной фуражке, случайно столкнувшись с ним на Ярославском вокзале в Москве.

В результате во взводе у меня осталось четыре бойца, об остальных я толком не имел никаких данных, так как документы у них были при себе. Круглов упорно требовал заполнить журнал по боевой подготовке, куда нужно заносить всевозможные подробности о подчиненных – номер оружия, противогаз, год и место рождения, членство в ВЛКСМ и т. д. Мои объяснения, что почти весь личный состав находится на расстоянии 50 км, он не считал убедительными.

Как-то вечером он подошел ко мне и, предложив поговорить по душам, опять завел волынку о журнале.

– Товарищ старший лейтенант, я физически не могу получить на них данные, договоритесь с комбатом, пусть на два часа дадут дежурную машину…

– Мне насрать, как ты это сделаешь, хоть пешком иди, я тебе приказываю.

– Вы предлагаете самовольно оставить часть? Я не понимаю ваших приказов.

– А тебе не надо понимать, я прикажу зарыться – и ты должен зарыться!

Душевный разговор не получился, и конфликт вошел в свою последнюю фазу.

Выспаться опять толком не удается. После завтрака комбат ставит задачу. Формируется сводная команда с нашего дивизиона на прополку железной дороги, по которой ездят мишени. Я и еще один сержант из первой батареи, едем старшими. У караульного городка уже стоит тентованный «Зил», и я руковожу посадкой, рядом с машиной вездесущий комбат. Наконец духи расселись, и Пургин машет мне, чтобы отправлялись. Хватаюсь руками за задний борт и смело задираю ногу, собираясь встать на фаркоп, но не тут-то было. С особым фанатизмом два месяца назад ушитое х/б не оставляет мне шансов. Я сам серьезно озадачен. Вторая попытка тоже не увенчалась успехом и только привлекла внимание уже собравшегося уходить комбата. Третья попытка предпринимается с прыжка, но ноги, как ржавый циркуль, совершенно не раздвигаются, и оптимистично дотянувшийся до фаркопа сапог отчаянно соскальзывает вниз. Я почему-то вспоминаю кадры из старого фильма, где Алексей Маресьев, в исполнении актера Кадочникова, пытается забраться в самолет, после того как комиссия допустила его к полетам. Но у него протезы… Рефлекторно оборачиваюсь, капитан, глядя исподлобья, молча манит меня пальцем. Подхожу, он берется за штанину, стараясь разорвать шов. Мужик он крепкий, но сшито на совесть. Пургин оборачивается, и пытавшийся незаметно проскочить торопящийся мимо дух, вытаращив глаза, бросает к пилотке пятерню с нелепо оттопыренным большим пальцем, после чего начинает дурью лупить сапогами об асфальт.

– Курсант, ко мне! – обрывает капитан неумелую строевую показуху. – Лезвие есть?

У духа есть все. Пургин аккуратно надрезает шов и уже без труда разрывает расползающиеся нитки. Потом все повторяется на другой штанине. За два месяца форму изрядно выбелило солнце, и теперь я выделяюсь из окружающего однообразия широкими ярко-зелеными лампасами. Ну не сержант СА, а старший урядник, Георгия только не хватает рядом с комсомольским значком. Интересно, были ли у кого из казачьих войск зеленые лампасы? Зато в кузов теперь проникаю без проблем. Машина трогается, и комбат делает мне ручкой, сдвинув улыбку на одну сторону.

Стоит страшная жара. «Зилок» замирает у смотровой вышки, я прыгаю прямо через борт (теперь мне ничего не мешает), и под сапогами хрустит золотистый песок танковой директрисы.

– К машине!

Борт откидывают, и на бархатную поверхность сыплются из кузова духи.

– Становись!

Толпа обретает геометрические очертания.

– Вперед марш!

Колонна беззвучно двигается, тяжело меся зыбкий грунт. До железки топать километра три, по пескам, а у нас даже воды нет, никто не позаботился.

Если бы вдалеке не виднелся лес, местность бы смахивала на пустыню – бесконечные белые барханы. Говорят, что миллионы лет назад прошедший здесь ледник сморщил таким образом окружающую поверхность в невысокие пологие дюны. Наконец выходим на грунтовую дорогу и углубляемся в небольшой хвойный массив, заросший густым лиственным подлеском. Вскоре натыкаемся на родник, а метрах в пятидесяти сквозь стволы просвечивает небольшое лесное озеро. Надо будет сходить разведать. Где-то в окрестных болотах тонула Лиза Бричкина из фильма «А зори здесь тихие…». Духи жадно пьют, можно было, конечно, немного поиздеваться, что не преминули бы сделать ярые сторонники иерархического разделения, но обезвоживание опасно для организма, да и нет пока лично для меня повода и мотивации.

Выходим из перелеска, перед нами искомая насыпь. Забираемся. Шпалы, ржавые рельсы, на них тележка, на которую крепятся мишени. Духи толкают ее, и она отвратительно визжит несмазанными колесами, цепляясь ржавыми ребордами за край рельса. Железка действительно сильно заросла, кое-где рельсы еле проглядывают. Ставим духам задачу. Солнце неумолимо катит к зениту. Бойцы начинают с энтузиазмом рвать траву и стаскивать ее к подножью насыпи. Полигон пытаются привести в порядок к приезду командующего округом.