Борис Седых - Проза морской жизни. Записки подводника

– Нога пошлааа! – и, звучно ударяя подошвой по палубе: – Вот так надо!

В этот момент по громкой трансляции зычно звучит:

– Капитан второго ранга Черняк!

Ваня чётко, как положено:

– Я!

– Встать к борту!

Ваня командует:

– Рота! Встать к борту!

Почётный караул становится вдоль борта. Ваня вытягивается.

Следующая команда из динамиков не удивила только Ваню:

– Капитан второго ранга Черняк, прыгать за борт!

Ваня нервно поправляет свои большие очки и закидывает ногу за леер…

В это время из динамиков полилась песня в исполнении Татьяны Дорониной «Я мечтала о морях и кораллах».

Почётный караул, забыв о золотых погонах и аксельбантах, временно выданных для важной миссии в зарубежье – очаровать мэра зарубежной столицы, начал громко ржать, подпевая второй куплет:

За представление для экипажей двух красавцев-кораблей шарового, военно-морского, цвета курсант Верх, один из репатриантов, оказавшихся на «Гангуте», решением Вани Черняка угодил в карцер, хорошо, не в концлагерь. Игорь перед самым построением пробрался в радиорубку, исполнил незабываемую концертную программу, за что неминуемо угодил в заточение. Знал, на что шёл, но это его не остановило. За смелость и творческий подход Игорьку сочувствующие подтаскивали в темницу бутерброды и компот. Он даже успел потолстеть за три дня.

Учебные корабли разошлись, как в море. «Гангут» взял курс на Балтийск, «Смольный» – на Хельсинки.

Юных нахимовцев, воодушевлённых первым дальним походом по седой Балтике, осенила замечательная идея. Отправить в воду бутылку с посланием потомкам, как в полных романтики приключениях пиратов и отважного Робинзона…

Спустя почти 40 лет уже никто не может сказать, кому именно принадлежала эта идея. Лев Крошкин помнит, что дело было днём. Питоны 62-го класса пробрались на верхнюю палубу и, прячась между трубами, сочиняли «Послание нахимовцев». Кто-то заливался хохотом от придуманной затеи. Серьёзное же дело – меньше суток на корабле, а уже нарушают не по-детски. Так как спецоперация была спонтанной, текст тоже заранее никто не продумал. Минута на лихорадочное размышление – что сказать потомкам?

Ну и написали: «Того, кто найдёт эту бутылку с посланием, просим занести в Ленинград, в Нахимовское училище».

Ниже адрес и подписи – восемнадцать плюс одна. Самая последняя и самая читаемая принадлежала не нахимовцу, а матросу срочной службы, невольному свидетелю с УК «Гангут». Этот затесавшийся среди школьников матрос впоследствии сбил с толку портал «Фонтанка» и осложнил поиски авторов записки.

Дмитрий Санченков не помнит эпизод с бутылкой, хотя подпись свою нашёл. Он в том походе больше всего запомнил море:

– Когда вышли из Маркизовой лужи 2 2 Так иронично называют часть Финского залива от устья Невы до о. Котлин , морская гладь становилась шире и шире. Потом берега и острова остались только на картах. Затем началась штурманская практика, это безумно интересно!

У нахимовцев свободного времени было немного: несли вахту, изучали штурманское дело, драили палубу, в конце концов. Несмотря на старания офицеров, силы на изобретательность и шалости оставались.

– Я помню, как мы привязывали носки к верёвке и бросали за иллюминатор – стирали в Балтике, – говорит Виктор Демьянов, вспоминая также, как в трюме на нижней палубе устраивали стрельбы по крысам. – Они же могут передвигаться по вертикальной поверхности. Вот ботинком в неё кинешь, а она ещё и не уходит. Весёлое занятие.

Курсанты, поняв, что они люди второго сорта, «назначенные неудачники», всем своим видом и отсутствием поступков, согласно уставу, доказывали, что именно они полные разгильдяи. Себя лично причислял к политическим, поскольку был круглым отличником и умудрился оказаться среди лучших, как потом время показало.

Заход в Лиепаю! Первая заграница в жизни. Для меня, второй раз засланного по маршруту, дарованному судьбой, стоит дорогого. Плюс свобода – в кармане увольнительная записка! В питонском походе тремя годами назад на УК «Хасан» ходили по городу исключительно строем.

На сушу вышел с освободившимся из карцера Игорем Верхом, душой компании и юмористом. Сходу прославился незабываемой фразой: «Я всё понимаю, любовь и всё такое. Но как можно иметь живого человека?» Игорь малопьющий, срочную служил танкистом, там и понял – надо держать себя в руках, а горло беречь, ещё песню петь. Двинули искать волшебное лиепайское пиво: янтарное, бархатное. Одни названия чего стоят! Мы тогда таких и не слыхивали. Набрались вкусного от пуза. Как на корабль идти?

Зря переживали, мы с Игорьком выглядели девственниками, в сравнении с минёрами. Те при перемещении на борт учебного корабля сыпались с трапа гроздьями. Высокорослый Коля, в будущем крупный военачальник, был задержан старпомом корабля, на своих двоих ещё держался, но был на грани. Карцера на всех задержанных не хватило, поэтому им старпом закрыл сход на берег до конца похода…

Вернувшись в Нахимовское, питоны 62-го класса поначалу ждали «почтальона» с посланием в бутылке. Потом потеряли надежду, а вскоре и забыли. Весточка прилетела, откуда не ждали, в лице гражданки Финляндии, возвратив нас во времена юности и веры в чудеса и морскую почту, в другую страну. О жизненных путях участников составителей питонского послания можно не уточнять. Впрочем, как у многих из нас, до сих пор живущих во времена перемен.

У курсантов, волею командиров оказавшихся в походе с только что вылупившимися питончиками так же, как у всех: кто до пенсиона мучался, кто уволился капиталистический хлеб поедать или авторитетом стал. Есть и депутаты, и главкомы, и ваш покорный слуга, который пишет о добрых временах и никогда не жалуется на судьбу.

Перед приходом в Кронштадт, знаменующим воссоединение с однокашниками «первого сорта» и последующим походом вокруг Европы в Севастополь, Игорь Верх спел под гитару песенку, которую сочинил в карцере: