Георгий Юрьев - Духосад. Повесть о духоделическом эликсире стабилизации старения и пересадке Духа

– Я хотел бы подумать пару дней.

– Хорошо. Жду вашего звонка.

Гость был готов встать, но Руденко жестом попросил его не торопиться.

– И ещё… Могу я узнать, кто будет главным потребителем нового препарата? – спросил Павел Иванович.

Иксааков ответил быстро:

– Пока нет. Это государственная тайна. Вы всё узнаете в своё время… Рад был познакомиться.

Посетитель, а точнее – уполномоченный по сверхсекретным переговорам государственной важности – пожал руку Руденко. Рукопожатие было крепкое, военное. Крепкий орешек приходил к нему, однако. Притворился поначалу недотёпой в очках против катаракты. Ох, уж эти артисты в погонах…

Руденко ощущал странную смесь досады и чувства своего унижения. Так вот как, оказывается, нынче делаются такие предложения. Мягко, тихо. Как это, помнится, говорил своим негромким сиплым голосом дон Карлеоне в «Крёстном отце»:

– …Мы сможем договориться. И как разумный человек, я готов сделать всё, чтобы найти мирный способ решения проблем.

Попробуй теперь Руденко сказать «нет» в ответ на предложение, от которого нельзя отказаться (опять всё тот же «Крёстный отец» …)

Как и сегодня, Руденко после того, трёхлетней давности, разговора с Иксааковым, не спал почти всю ночь. Он терзался, метался, переживал. В душе его что-то коробилось, коверкалось, сжималось и разжималось. Он долго зависал, как металлический шарик между двумя полюсами электромагнита – как-то однажды видел этот фокус. Но в его случае полюса были ещё более мощными и безжалостными. Надо было выбирать: или выгодное предложение с перспективой стать директором необычного НИИ на острове Тех, а в дальнейшем – академиком, или – отказаться, так как эксперименты, как предполагается, будут очень рискованные для занятых в них людей. Заказчики могут и не знать, какую придётся заплатить цену для получения нужного им продукта. А может быть, и знают…

Во время их второй встречи, уже не в ресторане, а в кабинете при лаборатории, Руденко не спешил с ответом. Иксааков на этот раз пришёл в тех же очках. Он не улыбался, как в первый раз, смотрел строго и выжидающе.

– Знаете, – заговорил Руденко. – Долго думал… размышлял…

– Давайте не множить синонимы, – предложил Иксааков. – Я отвечу на ваш невысказанный вопрос. При вашем отказе мы просто возьмём с вас подписку о неразглашении, вот и всё. Но придётся сделать вас невыездным, уж извините. – Он вдруг поменял интонацию, как это умеют делать работники всех спецслужб. Заговорил по-дружески, по-свойски:

– Павел Иванович, помните, у писателя Андрея Платонова есть такое выражение: «Жить можно уже не так тускло, как в презервативе»? Вижу, вижу, что помните. Вот и улыбнулись немного – и вы, и я… Ну вот – зачем вам тусклая жизнь? Мы поможем сделать вам жизнь свою яркой, состояться вам как учёному, помочь решить задачу государственной важности. Со временем мы посвятим вас в подробности… Соглашайтесь, а? Соглашайтесь, Павел Иванович, уважаемый!

Руденко глубоко вздохнул. Собрался и ответил:

– Считаю для себя честью участвовать в этом проекте. Благодарю за оказанное доверие.

Иксааков неопределённо мотнул головой:

– Ну, про доверие – это не ко мне, я передам кому надо. А от меня лично – спасибо. Удач вам. При следующих наших встречах мы обсудим текущие вопросы. А сейчас – подпишите, пожалуйста, вот эти бумаги. Да, надо, надо, режим секретности… Вот, спасибо.

– Вы за рулём? – спросил Руденко.

– Я с водителем, – немного удивившись, ответил Иксааков.

– Коньяк, виски, вино? Предлагаю отметить.

– Вино, пожалуй.

Руденко посигналил кнопкой на внутреннем телефоне. Зашла Алина, источая, как всегда, едва уловимый аромат восточных благовоний.

– Алиночка, нам с коллегой принеси вина и фруктов, пожалуйста… И пока не беспокоить.

…И в тот момент, когда Руденко в очередной раз прокрутил в голове всю эту историю, он успокоился, ровно и глубоко задышал – и уснул, сном, в котором душа его парила высоко, сбросив с себя застрявшие в ней, как пули в теле, угрызения совести, сомнения, осознание того, что нужно быть всегда готовым в жизни предать и быть преданным. И сбросила его душа понимание (уже не горькое, как когда-то, а привычное), что зло часто бывает сильнее из-за своей природной жёсткости, а добро проигрывает из-за своей мягкости… Нет, во сне душа парила, как в раю, и Руденко снились голуби из его детства, он слышал их воркование и кормил их семечками, которые выковыривал из только что сорванного в деревенском огороде подсолнуха…

Но сладкий сон длился недолго. Зазвонил телефон. В окошке мобильника значилось – Василий Петрович. Дела… дела… дела…

Черепаха широко разевала красную пасть и угрожающе показывала зубы-пластины. Секунда – и карандаш хрустнул в этой микро-гильотине. Черепаха, неуверенно стоявшая кривоватыми лапками на паркете, смотрела на Власия холодными инфернальными глазами.

Влас, ожидая звонка, забавлялся, ползая на коленях на полу, с вытащенной из аквариума своей любимицей, поддразнивал её, давал ей на растерзания всякую ерунду: карандаш, листок бумаги, свою старую, давно ненужную и неактуальную визитную карточку…

Вздрогнули одновременно и черепаха, и Влас: зазвонил, завибрировал, начал ползать по паркету мобильный телефон.

– Слушаю вас…

– Привет, племяш! – услышал он голос дяди Павла – для него всё ещё полковника Руденко. – Как обещал, перезваниваю. Извини, не мог тогда говорить, был очень занят. Как твои дела? Чем могу быть полезен?

– Здравствуй, дорогой дядюшка-полковник! – Влас заставил себя перейти на тон, который давно был принят между ними. – Рад слышать. В наши края не собираешься?

В трубке телефона послышался какой-то звон. Дядя отдавал кому-то распоряжения.

– Да, извини. – Руденко откашлялся. – Слушаю тебя, Власик.

– Дядя Павел, идейка одна меня томит с недавнего времени…

– Так поделись, может, полегчает?

Стас ещё секунду поколебался. Потом продолжил:

– Я ведь теперь вольная птица поневоле. Может, пригожусь в твоём институте? Лаборантом там, нянечкой.

Руденко захохотал:

– Нянечкой? Ну ты даёшь… А, впрочем, … Нет, не нянечкой… Есть кое-что… Мне звонил вчера по твоему поводу известный тебе Василий Петрович. А чего ты раньше-то молчал? Я думал, ты при деле… Знаешь, что? – а бери-ка ты билеты и дуй скорее ко мне…

Власу оставалось пристроить черепаху и аквариум добродушной пожилой соседке по лестничной площадке, дать денег старушке на прокорм питомицы, и собираться в дальнюю дорогу.

…Разрывая кокон, на свет божий выходит бабочка. Поначалу мокрые и смятые крылья бабочки прижаты к бокам её тела, но постепенно они просыхают и расправляются – и вот бабочка вспорхнула и полетела к солнцу…