Леонид Подольский - Инвестком

Прадеда Аршака все чрезвычайно уважали. Он и в самом деле был исключительно умный и даже мудрый, недаром что учился за границей и знал чуть ли не все европейские языки – в двадцатые годы он раньше всех догадался с кем имеет дело и к чему все идет и сам, не дожидаясь требований безбожников, переоформил свой дом на многочисленных жильцов. «Продал», как шутил сам прадедушка Аршак, а вслед за ним и прабабушка Карина – с каждого жильца он брал по чекушке за комнату. Это так понравилось кому-то в Бакинском Совете, что о прадедушке Аршаке даже напечатали большую статью в газете. Впрочем, не только статью, благодаря такому мудрому поведению и умению видеть далеко вперед прадедушка Аршак сумел сохранить несколько комнат, даже отдельную квартиру для собственной семьи, так что много лет спустя дедушке и бабушке Изольды вместе с отцом, который только-только поступил в институт, нашлось куда вернуться из кокандской ссылки.

Кстати, и само их возвращение было чем-то совсем невероятным – это опять-таки мудрый прадедушка Аршак нашел какие-то ходы и подходы, потому что указ о высылке немцев к тому времени еще не отменили. Его и не отменят вплоть до Горбачева. Вернее, отменят, но совершенно тайно, так что никто из ссыльных об этой отмене не сможет узнать. Да и некуда будет ссыльным немцам вернуться…

К счастью, Изольде никогда не пришлось жить в ставшей тесной прадедушкиной коммуналке, забитой антиквариатом и мебелью из прежней жизни, где обитали сразу три большие семьи, потому что другой ее дедушка, еврейский, служил директором немаленькой фабрики и к тому же был орденоносцем. Он и выхлопотал квартиру для молодых вскоре после рождения Изольды, но, по ее рассказам, немалую часть детства Изольда провела именно в этом древнем доме – в совершенно интернациональном старобакинском дворе, где жили русские, армяне, азербайджанцы, курды, грузины, татары, персы, лезгины, аварцы, греки, целый Ноев ковчег, по которому можно было изучать многовековую историю Закавказья. Там Изольда и познакомилась со своим будущим мужем-армянином по имени Гарик…

… Изольда долго не догадывалась о своем изгойстве. Что принадлежит она сразу к трем нетитульным, не пользующимся доверием народам. К нелюбимым. Она без особых мук поступила в консерваторию, куда только за очень большие деньги брали армян, ее выручила немецкая фамилия. Изольда вообще многие годы не задумывалась о своей национальности. Кто она? Еврейка, армянка, немка? В Баку, пожалуй, лучше всего было числиться еврейкой, но мудрый дедушка Марк, который все мог, он даже квартиру получил на Гаджибекова, прямо напротив Дома правительства, предусмотрительно записал ее русской.

Дедушкину мудрость Изольда оценила только много позже, когда вышла замуж за армянина. Впрочем, тоже оценила не сразу, до поры Гарик лишь жаловался, что должен работать не на себя, а писать диссертацию для босса-азербайджанца, коренного. Но вначале Изольда не придавала этому значения и смеялась, потому что это и называлось дружбой народов. Она не подозревала, чем со временем обернется эта дружба…

… Игорь познакомился с Изольдой совершенно случайно. Он работал врачом в хозрасчетной поликлинике на Арбате и, так повернулась судьба, к нему зашла на консультацию мама Изольды, Виктория Марковна. Это была умная, красивая и любезная женщина, человек искусства, которая, прощаясь, оставила телефон и пригласила Игоря приезжать в Баку. «Мой зять с дочкой покажут вам город. У нас очень много интересного», – пообещала она. Скорее всего, что была чисто формальная любезность, еще до Карабаха, но года через три Игорь в самом деле оказался в Баку. Он приехал по кооперативным делам, в столице Азербайджана у него работал агент, плюс он хотел привести на консультации московских профессоров, он практически ничего не знал об Изольде. Даже имя. А может, знал имя? Помнил? Сейчас это уже никакого значения не имело. Как бы там ни было, он приехал и позвонил…

… Произошло это через год с лишним после Сумгаита. Стояла благоухающая весна, город в свежей зелени, сирень, цветы, мандарины в огромных сетках на каждом углу, на приморском бульваре старики играли в шахматы и в нарды. Игорь позвонил и Виктория Марковна, чуть замявшись, сообщила: «У нас очень большое несчастье. Убили зятя. За то, что армянин. В те же дни, что происходили погромы в Сумгаите. Только это случилось здесь, в Баку». Игорь растерялся, ему стало неловко, он выразил соболезнование и хотел положить трубку, но Виктория Марковна настояла: «Здесь такая гнетущая атмосфера, обязательно заходите, мы будем очень рады свежему человеку», – и ему пришлось зайти.

Это было в восемьдесят девятом весной – тогда он впервые увидел Изольду. Она играла Шопена и Листа. И, так случилось, любовь – будто вспышка, его обдало жаром… До того он не верил в любовь. Верил в секс, в дружбу, в наваждение, в преданность, в долг, в привычку, во что угодно… Но вот, стрела Амура… Она была очень красива, Изольда… Каштановые, чуть рыжеватые волосы, дань Германии – светлые глаза. Высокая, стройная, изящные руки с тонкими пальцами, сексуальная, притягательная… Марлен Дитрих Востока… Игорь почувствовал, как заиграли в нем гормоны… Весна…

… Они поднимались на Девичью башню, бродили по старому городу, осматривали дворец Ширваншахов, но Игорь не мог оторвать от нее глаз… Это было сильнее его, сильнее разума… Изольда… Необыкновенные теплые нити протянулись между ними. В тот момент он не думал об опасности. Ни о чем не думал, только о ней… Он забыл, что женат и пригласил Изольду в Москву. И, наверное, сбил с толку. Потому что она действительно приехала…

… Нет, он совсем не чувствовал историю, не предвидел будущее. Не знал – да, еще совсем не догадывался – на что способны люди. Не хотел знать. Генетическая память изменила ему. А между тем все многочисленные родственники Изольды были очень сильно напуганы и все, как один, собирались уезжать. Вот только куда? Немецкие родственники стремились в Германию, еврейские – в Израиль, армянские подумывали об Армении, а кто-то мечтал об Америке. Изольда предпочитала Германию, она очень боялась из-за дочки, Гелочки, та ведь больше, чем наполовину, армянка и – черненькая, смугленькая, в отца. Но он, Игорь, сбил ее с толку. Любовь в самый неподходящий момент, во время чумы, когда прежняя жизнь неумолимо рушилась. Когда люди зверели прямо на глазах. Когда все прежнее распадалось…

Из-за воспоминаний Игорь на миг отключился. Длилось это миллисекунду или чуть больше, он тут же пришёл в себя и подумал, что Манану не следует расспрашивать…

… Да, Манану не следовало слишком расспрашивать. Её можно было спугнуть. Мананина история открылась уже после обмена, когда квартира была переоформлена на покупательницу, Розу Наильевну, жену нефтяника из Тюмени, уехавшего на заработки в Алжир. Она ещё не переехала, но стала появляться в новой квартире, и ей тут же всё выложила соседка, которая и в старой хрущёвке жила рядом. Эта женщина знала всю историю женитьбы Сергея. Его семья – обычная московская семья алкоголиков, отец умер от палёного спирта, мать быстро спилась, гуляла и не работала, сам Сергей пристрастился к выпивке ещё в школе. Он был добрый парень, приветливый, учился кое-как, но любил читать книжки. После школы Сергей болтался без дела, иногда, если перепадала работа, подрабатывал; вот только пьяный он становился неуправляемым. Так вот, пьяный, он угнал автомобиль и тут же врезался в столб. Иномарку Сергей помял очень прилично и даже не попытался убежать, заснул прямо в угнанной машине. Хозяин, а это оказался Мананин двоюродный брат, справедливо потребовал компенсацию. Но Сергею не на что было даже опохмелиться. Добрый Зураб, вместо того, чтобы бить Сергея или безнадёжно судиться, стал покупать Сергею водку и давать деньги, только заставил за это жениться на Манане и зарегистрировать её с дочкой, а за ней и Мананиных родителей в своей двухкомнатной квартире в хрущевке.