Софья Савина - Золотые руки

Уж лучше совершить тяжелых сто грехов, принять сто тяжких мук, сто обрести врагов, чем став ослушником, родителя обидеть, чем не прийти к нему в тяжелый час на зов.

На залитой солнцем площадке располагался семнадцатиэтажный дом. Вокруг, стремясь ввысь, зеленели тополя, а среди их листьев заливались птицы. Через приоткрытое стекло внутрь автомобиля проникал легкий ветерок, и этот день мог бы быть прекрасен, если бы не одно но.

– Здравствуйте, – на соседнее сидение запрыгнул мужчина лет тридцати.

Виктор, немного поерзав на месте, с трудом подался вперед и нажал на экран смартфона. Сощурился, хоть и был в очках.

– Солнечная, 28? – спросил он у пассажира таким голосом, словно сомневался в прочитанном.

– Все верно.

Поездка от Молодёжной, 10 до Солнечной, 28 началась. Виктор повернул руль, затем притормозил перед тем, как выехать на дорогу. Посмотрел налево, где проезжающие машины будто бы двоились в глазах, и снова сдвинулся с места.

– На заправку заедем. Не успел заправиться, – сказал Виктор, заметив перед перекрестком белую крышу АЗС.

Пассажир кивнул, а затем уставился на Виктора. По одутловатому красному лицу пот струился градом, а руки, казавшиеся могучими, едва заметно тряслись, неуверенно держась за руль. Губы, то открываясь, то вновь смыкаясь, казалось, хотели что-то сказать, но Виктор не издавал ни звука, тупым взглядом уставившись на светофор.

Затем водитель повернул направо, начал заезжать на заправку, остановился, и, растерянно поворачивая голову то назад, то вперед, несколько раз надавил на сцепление. Машина ревела, но никак не хотела сдвинуться с места. Вновь обернувшись назад и в очередной раз утопив в пол сцепление, Виктор открыл дверь, шагнул вперед, запнулся и вывалился наружу, повиснув на ремне безопасности.

– Что… Что такое? – пассажир выскочил из машины.

Виктор так и висел на ремне безопасности. Ноги его, согнутые в коленях, касались асфальта; верхняя же часть туловища, удерживаемая ремнем, хаотично размахивала руками, пытаясь что-то нащупать. Вскоре попытки увенчались успехом и Виктор ухватился за ботинки пассажира. Следом была попытка встать, но ноги не слушались, разъезжаясь в разные стороны.

– На помощь! – закричал пассажир, обхватив Виктора в попытке поднять, – человеку плохо!

В общем-то, это было лишним. С заправки, из машин, с улицы – отовсюду уже прибежали люди. Несколько крепких мужчин подняли Виктора на ноги, продолжая поддерживать. Голова водителя откинулась назад, и выпученные, обезумевшие глаза заметались по сторонам. Но каким бы плачевным не выглядело положение Виктора, он упорно продолжал перебирать ногами и размахивать руками.

– Положите его на землю! – закричала какая-то женщина.

– У него, наверное, инфаркт! – послышалось из толпы.

Кто-то позвонил в скорую.

В следующую минуту Виктор оказался в горизонтальном положении, а кто-то из собравшихся заботливо подложил ему под голову маленькую подушку. Работа целой заправки была парализована. Сотрудники, позабыв обо всем, пытались хоть чем-нибудь помочь водителю. Вновь заезжающие выскакивали из машин и, глядя на Виктора, громко вздыхали. В который раз спрашивали, вызвана ли скорая помощь.

После четких приказов Виктор успокоился и перестал размахивать конечностями. Лишь глаза его, вмиг остекленевшие, судорожно бегали по кругу.

Пассажир, до сих пор остававшийся рядом и, кажется, напрочь забывший о поездке, раздобыл валидол и наклонился, чтобы передать таблетку больному. Протягивая ее ко рту, он рассчитывал увидеть в ответ хоть какую-то реакцию, но глаза Виктора так и продолжали бешено метаться.

– Он ослеп?.. – неуверенно шепнули сзади.

Оглушительно грохоча и завывая сиреной, на заправке появилась машина с яркой надписью “Реанимация”. Не медля ни секунды и едва ли дождавшись торможения, из машины выскочили два фельдшера и бросились к Виктору.

– Как вас зовут? – спросил один из фельдшеров, натягивая манжету на правую руку водителя.

– В-в-виктор.

– Сколько вам лет?

Виктор раздумывал несколько секунд.

– Пятьдесят один.

– Двести, – заключил фельдшер, выпуская воздух из манжеты.

– Грузим. Мужики, помогите, – обратился другой медик к неравнодушной толпе.

Хоть Виктор и был высоким толстым мужчиной, поместили его в машину настолько быстро и блестяще, что подобному проворству могла бы позавидовать целая бригада грузчиков.

– Что с ним? – спросил пассажир, остановив медиков перед тем, как они собирались захлопнуть двери.

– Инсульт. Мы едем в одиннадцатую городскую больницу. Направляйтесь за нами.

Пассажир сорвался с места и запрыгнул в машину Виктора. Покопошился в ящичках, нашел документы водителя, выхватил телефон из подставки и поехал вслед за скорой помощью, которая, оглушая все вокруг, неслась по встречной полосе.

***

Одиннадцатая городская больница располагалась на пересечении Ново-Вокзальной и Садовой, и имела четыре корпуса. Одним из них был роддом, во втором рассредоточенные по восьми этажам располагались несколько отделений, в третьем корпусе коротали время бабушки и дедушки с инсультами и прочими сосудистыми хворями, ну а четвертым был морг, куда свозили тех, кто несмотря на усилия врачей все-таки отправлялся на свидание со смертью. Именно в третий корпус, где на первом этаже находилась реанимация, и доставили Виктора.

В тот день в отделении дежурил Скуратовский Артем, или, как его называли коллеги, “Золотые руки”. Помимо врожденной добродушности и миролюбивого нрава, Артем блестяще проводил операции и порой почти что безнадежные больные, попавшие на его операционный стол, получали билет в новую жизнь.

Узнав по телефону, что в отделение вот-вот доставят мужчину, состояние которого вызывает серьезные опасения, Артем-Золотые руки тотчас указал медсестрам подготовить все для проведения МРТ. Сам врач переместился в приемный покой, волнительно ожидая встречи с новым пациентом.

Вскоре в дверях появилась каталка, а вместе с ней – два фельдшера.

– Виктор Унжаков, 51 год, – заговорил один из них, передавая бумаги Артему, – внезапно стало плохо на заправке, потеря зрения, давление 200/120, сахар… 38. Думаем, геморрагический инсульт.

Артем махнул рукой, указав, куда следует везти пациента, бросил бумаги на стол и лично сопровождал каталку, внимательно осматривая Виктора.

– Таня! Таня! – метался Виктор, несмотря на то, что был надежно зафиксирован на каталке, – доченька!

Лицо его, и так багровое, едва ли не почернело от негодования, по щекам текли слезы, глаза, с каждой секундой становящиеся все мутнее, упрямо смотрели перед собой, и все в этом человеке говорило о том, что он понимает – смерть еще никогда не подбиралась к нему так близко. Но сейчас, чувствуя, словно его голову пронзила стрела, ослепнув, страдая от головокружения, мощь которого сравнилась бы с торнадо, он думал лишь об одном – о своей дочери Татьяне.