Теона Прохазка - Птица по имени Мама

Я тихонько вздохнул, глядя на замолчавших женщин за кухонным столом.

– Надо Антошке сказать, – тихо произнесла мама, нарушив молчание.

Я вышел из-за угла и встал на пороге кухни, сердито глядя прямо на маму. Она взглянула на меня и грустно улыбнулась, будто знала, что я слышал их разговор.

– Антошка, садись, ужин остывает.

Я не двинулся с места, продолжая смотреть на маму. Ружена обернулась.

– Садись, – сказала она мне.

Я послушно сел на стул между мамой и тетей. Взял ложку, но к супу не притронулся.

– Куда ты уезжаешь, мама? – спросил я, и губы у меня затряслись.

– Антошка, помнишь, я рассказывала тебе о работе своей мечты? – я молча кивнул. – Сейчас я очень близка к исполнению своего желания… Мне предложили работу. Именно ту, к которой я стремилась. Но в другом городе. Зарплата очень хорошая, перспектив намного больше, – словно извиняясь, ответила мама и опустила глаза.

– Ты хочешь уехать от меня? – слезы выступили у меня на глазах.

Мама резко вскинула голову и впилась в меня проницательным взглядом.

– Никогда! – твердо ответила она. – Ешь.

Мама отвернулась от меня. Я насупился и стал есть суп, исподлобья глядя на маму. Ружена покачала головой.

– Хватит дуться, – она нежно потрепала меня по щеке. – Ты тоже ешь, – она придвинула тарелку ближе к маме. – После ужина все решим, нечего аппетит портить. Я подумал, что Ружена права, и принялся за суп уже веселее. Мама вздохнула, краем глаза посмотрела на меня и показала мне язык. Я захохотал. Мама не удержалась, фыркнула, сморщив носик, и взяла ложку.

– Кто быстрее? – подмигнула она мне. Я с радостью кивнул и активнее начал глотать суп.

– Дети, – весело засмеялась Ружена.

– Присоединяйся, – мама легко подтолкнула сестру локтем.

– Не обгоните! – Ружена состроила нам смешную рожицу и усердно принялась работать ложкой.

– Я все равно первый! – воскликнул я через две минуты и гордо показал пустую тарелку.

– Как обычно! – притворно огорченно вздохнули мама и Ружена.

– А теперь чай и пирожное! – торжественно объявил я!

– Сладкоежка! – засмеялась мама, вставая из-за стола, чтобы налить мне чай.

Я лукаво поглядывал на маму и тетю, поедая вкусное, сочное, бисквитное пирожное. Клубничное, мое любимое. В этот момент я ощущал себя абсолютно счастливым. Даже тот факт, что вскоре маме предстоит покинуть меня, больше не казался таким пугающим. На некоторое время я успокоился.

Мы жили втроем – я, мама и тетя Ружена. У меня было очень мало близких людей. Я видел, что у моих друзей есть мамы и папы, бабушки и дедушки, тети, дяди, сестры, братья… У меня были только мама и тетя. Но меня это ничуть не расстраивало. Мы жили в светлой и просторной квартире, места хватало всем. Нам было очень уютно и весело вместе. Почему только мы были друг у друга? Этим вопросом я задался намного позднее. Лет в девять или десять.

На стене длинного коридора нашей квартиры висели фотографии в рамочках. Я часто и подолгу рассматривал их. Вот мама и Ружена – совсем юные, еще школьницы. Они сидят на скамейке парка и едят мороженое. Кто-то отвлек их и неожиданно сфотографировал. Они смотрят в объектив чуть удивленно и смеются. Вот Ружена – в темно-сером брючном костюме. Кажется, это было на получении диплома. А вот мама – в строгом платье бежевого цвета до колена. Прижимает к груди диплом и улыбается, чуть уставшая, но счастливая. Фотографий было очень много, я уже не помню их все. Мое внимание больше всех привлекали две рамки. На одной из них мама и Ружена стояли в окружении детей и подростков на крыльце высокого здания из красного кирпича. Посередине стояли женщины разных возрастов, строгие, неулыбчивые. Но мама на мой вопрос, почему тети такие злые, всегда улыбалась и отвечала, что мне только так кажется. Она с теплотой смотрела на фотографию и нежно проводила по стеклу пальцами.

– Когда будешь чуть старше, Антошка, я тебе обязательно расскажу.

– А кто все эти дети? – не унимался я.

Мама слегка нажимала на мой нос.

– Узнаешь об этом чуть позже, – ласково произносила она.

На второй фотографии, почему-то черно-белой, были изображены мама и какой-то мужчина. На маме было простое белое платье, но такое красивое-красивое! И сама мама была очень красивая. Она прижималась к груди высокого, темноволосого мужчины и смущенно улыбалась. Он обнимал ее за талию и с нежностью смотрел на нее. Я не столько видел это, сколько чувствовал. Я был уверен, что он любит мою маму. И знал, что мама тоже его любит.

– А кто это с тобой? – спрашивал я, пытаясь дотянуться со стула до фотографии.

Мама опускала свои мягкие ладони на мои плечи, долго и молча смотрела на фотографию. В ее глазах мелькали оттенки странного чувства, которое я понял лишь спустя годы.

– Пойдем, Антошка, – как-то тихо произносила мама. – Поиграем во что-нибудь.

Я кивал, послушно слазил со стула и бежал в свою комнату. Мама шла вслед за мной, и когда мы принимались катать машинки или строить башню из кубиков, она уже становилась прежней, веселой и радостной.

День первого маминого отъезда отпечатался в моей памяти на всю жизнь. Даже по прошествии нескольких десятилетий я помню каждую деталь, каждую мелочь того дня, который разделил мою жизнь на две части, вырвав меня из беззаботного детства под теплым маминым крылом. С того дня мне пришлось быстро взрослеть. Я стал серьезнее, меньше шалил и очень много думал. Думал о том, когда я снова увижу свою маму, как сложится наша жизнь дальше.

Мама крепко сжимала мою влажную ладошку в своей руке. Твердым шагом, громко постукивая высокими каблуками по скользкой плитке внутри железнодорожного вокзала, она шла к выходу на перрон. От энергичной походки темно – зеленое пальто распахивалось над коленями. Другой рукой, одетой в тонкую, до локтя, перчатку коричневого цвета, мама катила за нами большой чемодан в черно-серую клетку. Я держался за мамину руку, стараясь не отставать ни на шаг. Ружена шла слева от нас, перекинув через плечо ремень бирюзовой дорожной сумки. Она что-то быстро говорила маме. Мама только кивала головой, сосредоточенно глядя перед собой. Плотный поток спешащих на перрон людей гудел и шумел, словно рой пчел в улье. Мелькали разноцветные пальто, плащи, куртки; десятки ног в разных сапогах и ботинках топали по серым квадратикам плитки; перед моим лицом проносились сумки, рюкзаки. Меня дважды толкнули чьи-то чемоданы, откуда-то сверху прилетели торопливые извинения.

– Держись поближе! – мама за руку подтянула меня к себе.

Ружена первой вышла в раскрытую дверь вокзала. Мы поспешили за ней. Перрон был заполнен ожидающими людьми. Я с волненьем рассматривал многоцветную толпу. Вдалеке раздался гудок поезда. Рельсы слегка задрожали под прибывающим многотонником.