Ксения Жигалина - Сферы. Маленькая светлая сказка

– Вот. Здесь ванная комната. Принадлежности найдете там. Полотенца меняем каждые два дня, по четным числам. Постельное – раз в неделю. Кастелянша здесь с пяти до семи вечера по четным. Распорядок дня – вот здесь, на двери. Посмотрите. Ужин в 19:00. Он сегодня уже был. Но, к счастью, у нас есть вечерний бар, где заведует Туз. Он вас чем-нибудь накормит. Приходите в себя. Спускайтесь в бар, это как раз под нами. Или не спускайтесь. Милости просим. Всего хорошего!

Управляющий вытолкал улыбающегося водителя из номера и закрыл дверь. И тут же открыл:

– Ключ! – он поднял его перед собой, демонстративно повесил на крючок вешалки и ушел.

И она сдулась. Вдруг накатила просто слоновья усталость. Совершенная. Оставив вещи там, куда они, сообща, их занесли, она решила, не торопясь, осмотреться. Все равно ужин она уже пропустила. А бар работает до-о? Она заглянула в распорядок. До часа ночи. Ничего себе у Тузика рабочий день. Ладно, успеет. Еще уйма времени. Так.

Она нашла полотенца, все необходимое и умылась. Вернувшись в комнату, она закатила глаза и воздела руки к потолку, покачав головой. МОЗГ – ОН ЛИБО ЕСТЬ, ЛИБО ЕГО НЕТ, УВЫ. Потерев виски, она нагнулась к сумке, к ее боковому карману, бормоча заветное: тапки… тапки… тапки! Скинув кроссовки, она стояла и блаженно шевелила пальцами в тапках. Какое счастье! Так. Дальше. Две нижние полки небольшого открытого стеллажика сразу слева были плотно уставлены пятилитровками с водой. Блаженство! Она выпила сразу три стакана, единственная посуда, нашедшаяся в номере.

Оценив кровать справа от двери на террасу, в нише, она снова вышла на воздух. Терраса была шириной во весь ее номер. Здесь имелось все, что нужно, и даже больше. Столик, пара вместительных пластиковых кресел с подушками. Большое спасибо! Сложенный большой зонт от солнца и туча кадок с цветами. Вид открывался просто сказочный. Нереальный. По обеим сторонам были стены, доходившие почти до перил. Теоретически с террасы соседнего номера мог бы протиснуться человек. Безопасность все-таки. ДА КОМУ ТЫ НУЖНА? Она пожала плечами и зашла в номер.

Сейчас она сходит в бар, чего-нибудь съест, обязательно выпьет, а вернется – расставит сферы. И спать.

– Проходите, проходите, Нора, – Тузик-бармен встал за стойкой, где до этого сидел, сосредоточившись на чем-то, невидимом ей. – Хотите – за столик. Хотите – здесь, у стойки.

– Давайте, я, и правда, здесь посижу. Никого, я смотрю, нет.

– Совершенно, – покивал Тузик-бармен.

– А вообще, много у вас постояльцев? – она села на высокий стул, всегда мечтала на таком посидеть.

– Сейчас не много, – продолжал улыбаться Тузик. – Наши постоянные гости, пара, проводят у нас каждый июнь. Уже лет пятнадцать, наверное, – он почесал затылок. – А вы, Нора, наверное, хотите поесть? Конечно, хотите! Вы в последний раз когда ели-то! О-хо!

– Да, признаться.

– Могу предложить закуски. Сыр. Десерты вот. Очень рекомендую штрудель. Это прямо-таки гвоздь нашей выпечки!

БЕРИ, ЧТО ДАЮТ. И НА ЭТОМ СПАСИБО. МОГЛА БЫ САМОЛЕТОМ ПОЛЕТЕТЬ, ДАВНО БЫ ТУТ БЫЛА, УЖИН БЫ НЕ ПРОПУСТИЛА. АХ, ДА. БИЗНЕС-КЛАСС НАМ НЕ ПО КАРМАНУ… А ПОЧЕМУ? МОЖЕТ, СКАЖЕШЬ?! МОГУТ ТВОИ СТЕКЛЯШКИ ХОТЬ ЧТО-ТО?? РАДИ ЧЕГО ТЫ ВЫБРАЛА ИХ? НИ АМБИЦИЙ, НИ КАРЬЕРЫ! НИ СЕМЬИ, НИ ДЕТЕЙ! ЭТО – ЖИЗНЬ?! ТАСКАЕШЬ ИХ В ЧЕМОДАНЕ В ОТПУСК! КТО ВООБЩЕ ТАК ЖИВЕТ?! НЕУДАЧНИЦА!!! Она зажмурилась, сделала глубокий вдох, еще один, поправила волосы и улыбнулась.

– Извините. Да, – она почувствовала, что, если немедленно не съест этот гвоздь выпечки, силы изменят ей окончательно. – Штрудель.

– Ага, ага, – Тузик на всякий случай бросил на нее еще один взгляд, вымоталась, ничего не скажешь, слетал к холодильнику и принес внушительную порцию. – Вишни, орехи, изюм. Ручаюсь, вам понравится.

– Ох, какой красавец! Не сомневаюсь!

– Могу я предложить вам напитки? – Тузик уже обернулся заправским сомелье. – Мне кажется, вам очень не помешает.

– Посоветуете что-нибудь? – спросила она, с каждым новым кусочком ощущая, как ее отпускает.

– А вы какие планы на вечер имеете? Прямо до часу? Или по укороченной программе и отдыхать?

– По укороченной, – покачала она головой. – Действительно гвоздь! Да какой!

– Тогда рекомендую чего-нибудь крепкого, – Тузик коротко поклонился.

– Крепкого, да, – кивнула она. – Рому. Черного. Щедро. И еще один штрудель.

– О! – Тузик блеснул глазами. – Я передам Елене Петровне. Она будет страшно рада. Так. Ваш ром. И штрудель.

– Благодарю вас! – она сделала хороший глоток, посидела немного, с наслаждением прислушиваясь к обжигающей волне, как бывает от горячей воды в замерзших руках, и принялась за новую порцию штруделя-гвоздя.

– Так вот, – продолжил Тузик, взяв какой-то бокал и начав его полировать, прям как и положено бармену. – Еще есть наблюдатель за птицами. Увлеченный человек. Он в отставке, посвящает своей страсти все свободное время. Планирует издать альбом зарисовок и наблюдений. С ним считаются в орнитологии! – Тузик округлил глаза и со значением покивал.

Она прикончила второй штрудель. Не особо изящно вышло, да и ладно. Ее можно извинить – столько часов без еды, и он был просто божественно вкусный! И не только гвоздь. Штрудель-переход. Этот скромный ужин в пустом баре, еле различимо мурлыкающее радио за стойкой, гуляющий коридорами ветер, фонари за окнами, ром. Хлеб-соль. И она, как Алиса. Пирожок, эликсир. Она уменьшилась-увеличилась, и привычная жизнь под покровом окружающего сумрака, никем не замеченная, сделала молниеносный кульбит. А с незнакомым человеком так долго и обстоятельно она общалась, как говорится, в последний раз тогда, когда никогда. И ей понравилось. Оказывается, она может говорить с живыми людьми просто спонтанно, низачем, из хорошего расположения духа. И ведь даже не пришло ни одной мысли, что это глупо и зря… Напротив – было ощущение чистого листа. Вечер-инициация. Внезапная. Она прислушивалась к своим мыслям, к тишине в них. Тузик тактично помалкивал, полностью погрузившись в полировку стекла.

Она очнулась, отодвинула тарелку, и та тут же исчезла со стойки. Откинувшись на стуле ровно настолько, насколько позволяла невысокая спинка, она блаженно прикрыла глаза и сделала еще глоток рома.

– Трое, – резюмировала она наконец.

– Четверо, – с готовностью откликнулся Тузик-бармен и пояснил: – Еще есть саксофонист.

– Ух ты, – невольно воскликнула она.

– Да! Настоящий! – Тузик был явно доволен произведенным эффектом. – Живет здесь уже месяц. Приехал вместе с теплом. У него, – Тузик доверительно понизил голос, – кризис.

– Жанра? Семейный? Финансовый? – ее заинтересовал настоящий саксофонист.

– Скорее, жанра, – покивал Тузик. – Что-то у него случилось с его музыкой. Не идет, говорит. Ну как… говорит… Так, обронил однажды. Дескать, замолчало что-то у него внутри. Разладилось. Вот он сюда и приехал – налаживать. Что-то там, – Тузик покрутил рукой в воздухе. – Завтра, наверное, за завтраком всех и увидите. Ну, возможно. Хотя птичника может не быть. Он частенько с зарей уходит. А иной раз и на несколько дней пропадает. Приходит заросший! Счастливый! Новые рисунки показывает. Говорит, говорит – не переслушать.