Александр Солин - Две повести

Наконец в комнату в очередной раз заглянула Светка и сообщила, что уже поздно, и она идет спать. Жена спохватилась, с сожалением оторвалась от меня и направилась укладывать детей.

Оставшись один, я с пугливым любопытством уставился на пресс-секретаря нечистой силы, каким в этот вечер являлся телевизор, в ожидании его очередного заявления. Я подумал, что раз уж некуда деваться от их чертовых назиданий – может быть, расслабиться и получить если не удовольствие, то хотя бы подтверждение их лояльности? По телевизору показывали сериал, герои произносили безобидные с виду реплики, если, конечно, считать безобидными слова: «Этот козел не знает, с кем связался! Уройте к утру эту суку, чтобы я о нем больше не слышал!» Видимо, сериал захватил и моих кураторов, потому что в последующие пять минут от них не было ни слуху, ни духу, а дальше я сам не дал им шанса: с облегчением выключил телевизор и пошел готовиться ко сну.

– Ну, как тут поживают мои гусики-барбосики? Уже спят? – зайдя в полутемную детскую, расслабился я.

– Папа, а что такое сингулярность? – спросил из-под одеяла Андрюха.

«Вот так! Получите и распишитесь! – растерялся я. – Вот что значит потерять бдительность!»

– Ты где таких слов нахватался? – как можно равнодушнее спросил я.

– Володька Иванов сказал.

– А ты почему за ним повторяешь? Может быть, это нехорошее слово!

– Нет, хорошее. Он его на уроке сказал, а учительница ему за это пятерку поставила.

– Где он только нахватался, этот твой Иванов, сын антиквара Иванова! Даже я таких слов не знаю! Думаю, что и ты пока обойдешься! Ну-ка, спать, спать! – заторопил я детей, видя, что дочка тоже пытается что-то сказать.

«Господи, да что же это такое делается! Оставьте детей в покое, сволочи!»

Я развернулся и выскочил из детской.

– Папочка, а ты нас завтра в школу отведешь? – услышал я вдогонку Светкин голосок.

– Конечно! – обернулся я, но, вспомнив вдруг реплику из сериала, добавил про себя: «Если доживу…» Настроение покатилось под откос.

На поводу у старой привычки, с бровями, хмурыми, как осенние тучи, я зашел в ванную комнату, приготовил зубную щетку, выдавил на нее пасту и взглянул на себя в зеркало. Мама р0дная! Неужели это я? Неужели я так похож на игрока, проигравшего последние деньги?! На сплющенные черты гонца дурных вестей?! На аллегорию высушенной печали?! На портрет пророка в канун конца света?! Неужели это я? Опершись на раковину, я потеряно разглядывал зеркало, где отражалась моя неотразимая внешность. Внешность, в свою очередь, таращилась на меня.

Вдруг в голове моей возникло странное предчувствие. Мне ясно представилось, что в следующий момент в зеркале вместо моего лица появится другое, чужое! Оно пристроится на моей шее, подмигнет мне, оскалит зубы и приготовится их чистить! Я похолодел, отшатнулся и зажмурил глаза. С минуту я слушал, как кровь стучит в висках и шумит в ушах, пытаясь понять, в чьих висках стучит кровь и чьи уши слышат шум. Наконец, я приоткрыл один глаз и через дрожащую щелочку разглядел малознакомую личность, которая пялилась на меня зажмуренными глазами, сморщив лицо вокруг носа. Моего носа. Я открыл глаза. На меня глянула высушенная печаль, которой гонец, все-таки, доставил дурные вести. Быстро наклонившись к раковине, я подергал щеткой по зубам туда-сюда, и во время полоскания несколько раз остервенело плюнул.

Покончив с туалетом, я повернулся к зеркалу спиной, довел лицо насколько возможно до кондиции и направился навстречу ясным очам моей жены. Найдя ее на кухне, я обхватил ее, спрятал лицо у нее за спиной, потерся ухом по душистым прядям, посетовал на недосыпание, получил сочувствие и отпущение, поцеловал в шейку и ускользнул к себе ночевать.

Потушив свет и вытянувшись на кровати, я почувствовал, как безнадежно устал. Мозги гудели так, будто в голове целый день ковали. Раздерганные события прошедшего дня смешались в причудливую картину. Рациональное зерно, затертое трансцендентными явлениями, требовало анализа и систематизации. «Иди ты знаешь куда… – пожелал я спокойной ночи зерну, уходя от него в область непознанного. – Без тебя тошно. Сейчас еще ЭТИ замучают снами…»

И точно: не успел я толком потерять сознание, как сны облепили меня, словно мухи. Сначала я услышал чей-то голос.

– Прими файл! – грубо потребовал голос.

– Какой файл? – пробормотал я.

Перед моим взором возникло несколько пронумерованных красных квадратиков.

– Прими файл, – повторил голос.

– Как же я его приму? – мучился я, искренне желая его принять.

– Жми на кнопку! – велел голос.

Я увидел перед собой кнопку, и стал старательно на нее жать, ожидая, что с квадратиками что-нибудь произойдет. С ними ничего не происходило.

– Прими файл! – настаивал голос.

– Не принимается! – в отчаянии закричал я, лихорадочно колотя по кнопке.

Вдруг файлы и кнопка исчезли, и я увидел, что колочу по клавишам рояля. Я колочу изо всех сил, а звуков не слышу.

– Вы правы, ноктюрны не рождаются днем, – одобрительно сказал голос.

– Это не ноктюрн, – возразил я.

В ответ раздается медленная спутанная мелодия.

– Это вальс. Вы умеете танцевать вальс? – спрашивает голос.

– Я не знаю, – отвечаю я.

– Попробуйте! – предлагает голос, и я вдруг оказываюсь в пустом пространстве, похожим на зал. Я начинаю кружиться, нисколько не удивляясь, что держу в руках женщину. Неуловимо мелькают ее строгие черты, она легка и послушна.

– Скажите что-нибудь! – просит она.

– Что сказать? – спрашиваю я с замиранием.

– Скажите слово!

– Какое слово? – замираю я, боясь услышать в ответ что-то страшное.

– Не знаю, – печально отвечает дама.

– Вы хорошо танцуете, – хвалит меня прежний голос.

Зал пропал, я сижу на ветках дерева, мне страшно и я стараюсь спрятаться в гуще его ветвей.

– Ну что, полетели? – предлагает голос.

– Я не умею летать! – отказываюсь я.

– А вы попробуйте!

Я срываюсь с дерева и взмываю к небу. Достигнув апогея, я выравниваю полет и гляжу по сторонам. Кругом простор, внизу – вода. Лететь легко и приятно. Никакого удивления оттого, что я умею летать.

– Вы хорошо летаете, – опять хвалит меня голос рядом со мной. Я гляжу по сторонам и никого не вижу.

– Что ни говори, а человек – существо космическое, хотя порой и недалекое, – продолжает тот же голос.

Я не знаю, что сказать в ответ. Наверное, я соглашусь. Неожиданно я срываюсь в пике и несусь вниз. На меня надвигается зеркальная поверхность воды, и мне кажется, что я вот-вот разобьюсь. Но перед самой поверхностью я планирую и медленно погружаюсь в воду по пояс. Я бреду по плесам, среди низкой озерной травы, а в глазах пляшет отраженное от воды солнце.