Елена Альмалибре - Французский роман

Я пожаловалась Лорет на тоскливый интерьер в моей квартире, где было только два ярких пятна – красный чайник и лампа-торшер того же цвета.

– О, в Париже безумные цены, поэтому даже наличие мебели в вашей квартире – уже большая удача. И в седьмом округе нет смысла искать что-то, что добавит уюта или, как вы сказали, души. За любую безделушку придётся выложить состояние, как за предмет для коллекционера. Но если найти время и проехаться в один чудный, но отдалённый торговый центр, то есть шанс подобрать то, что украсит ваше пребывание в Париже. Я могу помочь вам. Завтра я совершенно свободна. Я не выберу за вас, но хотя бы смогу сориентировать по цене и качеству, мы не так давно обставляли свою квартирку, и пока я ещё помню все эти тонкости.

Лорет словно читала мои мысли. Я как раз искала повод встретиться с ней снова. И мысль прогуляться вместе по магазинам была невероятно привлекательной. Я была права насчёт Парижа. Он раскрывал для меня свои объятья. Мне впору было заводить ежедневник, чтобы не забыть свои планы.

У мамы и Мишеля ежедневниками когда-то был занят целый стеллаж. Однажды я вытащила за корешок один из них. Обложка была похожа на старую потёртую книгу, хотя внутри листы были идеально ровными и только множество записей маминым почерком говорили о том, что ежедневник уже отслужил своё. Помню, я спросила у мамы, зачем хранить так много «прошлых дел», на что мама задумалась, пожала плечами и сказала, что это был хороший вопрос. В ближайшие выходные мы втроём сидели у кучи ежедневников, которые Мишель сложил на пол у подножья стеллажа, и перебирали всё это богатство. Я брала в руки по одному из них и наслаждалась тем, как пальцы касались твёрдых и мягких переплётов, пружин, обложек с выбитыми буквами, кожаных ярлычков с магнитными замочками. В двух ежедневниках я обнаружила ручки, которые забыли вытащить из петелек, спрятанных внутри. Ежедневники были библиотекой жизни, по которым можно было проследить не только занятия и планы, но и их важность. Некоторые записи были обведены несколько раз, какие-то подчёркнуты, другие записаны красной пастой. Но больше всего меня поразило количество зачёркнутых строк, которые говорили о том, что всё это было сделано, выполнено и пройдено. Именно тогда я осознала, что у взрослых гораздо больше дел, чем у меня, несмотря на все мои уроки и занятия музыкой.

Но, наверное, я бы не придала значения этому «перебору» ежедневников, если бы не одна деталь. Иногда, пролистывая ежедневники, среди всех зачастую малопонятных мне записей я находила те, что всегда были выделены стрелочками и восклицательными знаками. И все они содержали моё имя. «Отвезти Лили в школу», «найти для Лили глиняный горшок», «купить Лили новый рюкзак»… Мне могло бы показаться, что меня поставили в один ряд с другими рутинными делами, но наличие этих особенных и больше нигде не повторяющихся знаков указали мне на важность дел, которые непосредственно касались меня. Они имели особый приоритет, а значит, я сама для мамы и Мишеля была важнее всего остального.

Лорет вытащила из сумочки визитную карточку Жака и написала на ней свой телефон. Я взяла карточку в руки. Это была третья бумажная вещица, которую я держала в руках за последнее время и которая словно решала мою будущую судьбу. Билет в Париж, «Лолита» и теперь этот ровный кусочек гладкого картона. Мне никто не дарил своих визиток. Это тоже было чем-то из мира взрослых, и я соприкасалась с этим на новых для меня правах.

На какое-то мгновение мне вдруг показалось, что я бездомная собачка, которую приласкали случайные прохожие, опустившиеся со своей высоты рядом с ней на одно колено. Потрепав её по голове, они переговаривались о чём-то между собой, но всё это было неважно по сравнению с тем, что выражали их тела и лица, пока они мило улыбались этому существу, которое так нуждалось в ласке и одобрении, гораздо больше, чем в еде и крыше над головой. Я была готова пойти за Лорет и Жаком куда угодно, совершенно забыв, что я посторонний человек. Пока они оплачивали счёт, заведомо объявив, что хотят угостить меня в честь нашего знакомства и моего переезда в Париж, я, словно очнувшись, задала себе вопрос, почему я ищу сейчас то, что у меня есть, пусть и за тысячи километров. Мама по-прежнему любила меня. Мишель по-прежнему был для меня самым близким мужчиной на свете, что бы ни скрывалось за этими словами. И они по-прежнему были готовы дарить мне своё тепло и любовь. Я поняла, что мой баланс был нарушен, но пока не знала, как мне вернуть это равновесие. Мне казалось, что кто-то ведёт меня за ниточку, словно ангел-хранитель, и я не боялась «вляпаться» в какую-нибудь историю. Я просто не верила, что такое возможно. Но то, что я вдруг задумалась об этом, пошатнуло и эту веру, и саму эту идею. Вдруг моя уязвимость нарушена? Вдруг я слишком самонадеянна и юна, имея в виду «глупа»?

К счастью, Лорет и Жак посчитали, что наше общение, как минимум на сегодня, окончено, и, объяснив, как добраться до ближайшего супермаркета, распрощались со мной. То, что они не посчитали нужным провожать меня до магазина или дома, давало мне повод надеяться, что я не выглядела беспомощно настолько, что меня нужно было спасать и вести за ручку. Я вновь осталась наедине со своей свободой, и это и возбуждало, и успокаивало меня.

Я вышла из Кафе де Флор чуть позже, с удовольствием отметив, что вежливый официант махнул мне рукой. Ох уж этот европейский сервис… В Москве уж точно не умеют так приветливо улыбаться.

В прошлом году Мишель сделал мне пластиковую карточку, которой я почти не пользовалась ввиду того, что почти все покупки мы делали вместе с мамой. На вокзале я сняла в банкомате двести евро. Кроме метро и каких-то мелочей, я планировала расплачиваться карточкой. Неслыханная щедрость моих новых знакомых в Кафе де Флор сэкономила мне почти четверть моих наличных.

Супермаркет внешне почти не отличался от любого московского, и, слава богу, на упаковках были не китайские иероглифы, а вполне знакомые слова из моего французского актива. Всё то, что в России было в списке деликатесов, здесь лежало на каждой полке, и даже цены седьмого округа Парижа кусались не так, как московские. Это касалось не только французских изысков, но и итальянских, и испанских. Подумать только, я могла на выходные поехать в Испанию, а на свой день рождения в сентябре гулять по Каннам. Я едва не захлебнулась эмоциями, которые меня вдруг переполнили. После сытного обеда я гораздо спокойнее обдумывала, из чего могу соорудить себе меню на ближайшие дни. Я наполнила удобную тележку продуктами, которые всегда значились в нашем с мамой списке: яйца, хлеб, сыр, молоко, а затем перешла к тяжёлой артиллерии, в которой мой опыт был не так велик. Охлаждённая курица выглядела не особо привлекательно, но я догадывалась, что на этой стадии жалкая птичка и не может выглядеть так, как на развороте кулинарной книги, вся такая золотистая, румяная, с приятной зелёной травкой и оливками, лежащими на блюде. Осваивать французскую кухню у меня пока не было в планах, а вот наличие мультиварки по-прежнему грело мне душу. Разнообразие колбасных продуктов частично осело на дне моей тележки на случай перекусов, завтраков и внезапно сгоревшей курицы. Я напрягла память и ужаснулась. Неужели в квартире не было холодильника? Я никак не могла вспомнить его местоположения. Но, мысленно сославшись на свою невнимательность, я прошлась по супермаркету ещё раз, добавила пачку спагетти, несколько йогуртов, пачку чая и пару шоколадок.