Елена Альмалибре - Французский роман

Я уже стояла на перроне и смотрела, как мимо проезжают вагоны. Первый, второй… Мой восемнадцатый был ещё далеко.

Вдруг кто-то дёрнул мой чемодан. Я на автомате схватила длинную выдвижную ручку второй рукой и уставилась на похитителя, набрав воздух в лёгкие, чтобы закричать. Свет от фонаря, как раз слева, ударил мне в глаза, и я зажмурилась. В то же мгновение этот человек заслонил собой свет, и на силуэте, словно на мгновенном снимке, проявились цвета одежды и лицо. Рубашка. Та самая. Улыбка. Та самая, с пристальным взглядом.

– Думала, не провожу?

Я опустила глаза и резко отвернулась. Мишель взял меня за плечи и повернул обратно, присел передо мной на корточки. Я встретилась с ним взглядом.

– Лили, я не хочу, чтобы ты уехала с обидой на меня.

– Тогда поехали со мной, – бросила я.

– Ты знаешь, это невозможно.

– А ты бы хотел этого?

– Я уже однажды сделал это. Шестнадцать лет назад.

– Почему же теперь я уезжаю одна?

– Потому что ты сама так решила.

– Чтобы задеть тебя…

– Я знаю. Именно поэтому я здесь. Я не знаю, в какой момент я совершил ошибку и подал тебе какие-то знаки. Ты очень красивая девушка, а я мужчина, который не мог бы остаться равнодушным к такой красоте, уму и обаянию, которыми ты обладаешь. Но всё же у нас есть определённые социальные роли, изменить которые возможности я не вижу. Ты всегда можешь рассчитывать на мою помощь, какая тебе только понадобится. Но себя я тебе не могу пообещать. Я не принадлежу себе. Я принадлежу Натали.

– И ты не жалеешь об этом.

– Я не стану лгать. Я люблю её и тебя словно две части одного целого.

– А теперь одна часть взбунтовалась.

– Вроде того, – улыбнулся Мишель.

Я протянула руку к его груди и взялась за рубашку.

– Почему? – спросила я только, зная, что он поймёт мой жест.

– Потому что я не хочу, чтобы ты думала, что я отверг тебя. Я никому не пожелал бы оказаться на моём месте. Жизнь подарила мне слишком много счастья за какие-то несколько часов, а я словно чувствую, что не заслужил этого. Натали беременна, мы мечтали об этом все эти годы. А ты, Лили… То, что я понял прошлой ночью, я не смел принять, но и не считаю возможным отвергнуть, отчитывая тебя, как маленькую девочку, которая ведёт себя не так, как нужно. Я вижу в тебе твою маму, когда мы впервые встретились, и я ловлю себя на мысли, что забываю, с кем я нахожусь и кого я люблю. Я боюсь говорить с тобой об этом, чтобы не подать тебе напрасные надежды, но и боюсь ранить тебя, внушив, что ты недостойна чувств, которые на самом деле я испытываю к тебе. Я мог бы спросить сейчас, какой выход ты сама видишь для нас двоих из этой ситуации. Но это жестоко – сваливать на тебя ответственность за решение, которое даже я принять не в силах, со всем своим пониманием, возрастом и опытом. Мне остаётся лишь надеяться, что всё само станет на свои места. И я надеюсь, что после этого разговора ты не станешь ненавидеть меня больше, чем за десять минут до него.

Я опустила голову и улыбнулась от его улыбки, с которой он произнёс последнюю фразу, а затем почувствовала, что глаза застилают слёзы, но внутри меня больше не было ни ненависти, ни боли, ни обиды. Меня провожал он. И, хотя он не просил меня остаться, я знала, что это уже не то прощание, которое разбивает. Это прощание было спасением.

Наш разговор подходил к концу. Да, проводы на вокзале оказались не такими, как я себе представляла за ужином накануне отъезда. Я поняла, что исчерпала эту историю. У меня не было повода таить обиду: все точки были расставлены. Мишель был рядом, мне нечего было желать. А что будет дальше, я не знала. И в тот момент не думала об этом. Я настолько привыкла к его присутствию, что тогда, наверное, ещё не осознавала, что действительно уезжаю. Одна.

Мне казалось, что наша встреча длилась пару мгновений, но когда я вошла в поезд, он почти сразу тронулся, хотя я ещё даже не дошла до своего купе. Я остановилась прямо в проходе и прилипла к окну. Мишель смотрел на меня. Мне вдруг показалось, что мои виски сжимает железный обруч, выдавливая из меня слёзы, которые я хотела скрыть. Я силилась отвернуться, но боялась, что, если двинусь с места, я просто рассыплюсь на части. На детство и настоящее, на воспоминания и мелькающее будущее, на сердце и голову, у которых сейчас не было ничего общего. Меньше чем через минуту взгляд Мишеля уже оставался только в моей памяти, а он остался на перроне моей прошлой жизни.

Я не помню, как дошла до купе. Билеты, документы, предложение выпить чаю от проводницы… Наверное, было так. Я не помню.

Ночь. Я прижала к себе руку, которой прикоснулась к рубашке Мишеля, а он поцеловал мои пальцы перед тем, как я вошла в вагон. Никогда я ещё не чувствовала себя такой взрослой. Никогда я ещё не принимала решения, от которого зависела моя судьба. Никогда ещё я не шла вперёд, когда на другом конце пути не было человека, которого я знала всю свою жизнь. Я уснула, уверенная, что в эту ночь он будет принадлежать только мне.

Я проснулась в девять. Россия осталась позади. В семь утра мы проехали Минск, я пожалела, что проспала. «Ладно, на обратном пути постараюсь не пропустить», – подумала я и усмехнулась. Когда это теперь будет? А что, если я больше никогда не вернусь? Что, если со мной что-нибудь случится?

Сознание снова начало погружаться в какой-то мрак, который мог бы мне уже и надоесть. В купе вошли сразу три женщины, очевидно, мои спутницы. Забавно, что меня не смутило их отсутствие, когда я проснулась. Я так привыкла к мысли об одиночестве за последние сутки, что была уверена, что и в поезде вокруг меня не будет ни одной живой души. Теперь же приходилось осознавать, что меня вполне могут ждать расспросы о том, где мои родители, почему я еду одна, сколько мне лет и так далее. «Неплохо было бы придумать историю, которая бы отметала все вопросы», – подумала я. Ничего лучше, чем сказать, что я сирота, в голову не приходило. К тому же в моём нынешнем состоянии я вполне могла пожалеть себя так, что из моих глаз потекли бы слёзы, и сердобольным попутчицам было бы крайне неловко общаться со мной. Кто придумал эти однополые купе? Ещё двадцать семь часов…

Чтобы хоть чем-то занять себя, я изредка бросала взгляд на спутницу на нижней полке напротив меня. Женщина лет сорока, хотя все старше двадцати пяти для меня были «лет сорока», так как я просто понятия не имею, как можно определить возраст по внешности. У неё были волосы до плеч, каштанового цвета, платье цвета какао самого обычного фасона – круглый вырез, короткие рукава, вытачки под грудью и на талии. Шею украшала тоненькая цепочка с аккуратной подвеской в форме буквы М. «Ну вот, – вздохнула я, – и здесь Мишель». Я понимала, что мне предстоит теперь везде слышать его голос, читать журналы, где на каждой странице будет его имя, попадать в ситуации, которые будут мне напоминать о нём… Весь мир теперь сговорится забрасывать меня Мишелями. Я не собиралась с этим бороться. Меньше всего я сейчас была готова к какой-то борьбе.