Алина Верходанова - Послушай, это Жизнь

Мы не общались уже очень давно. Да что там! Мы не виделись 8 лет, 8 долгих лет…

Хотя я не могу сказать, что мы были большими друзьями, только в старших классах стали по-настоящему общаться. И все-таки я снова курю. Разрыв отношений, едва не дошедших до свадебных колец, не заставил меня спуститься за пачкой, а картонная папка с неотправленным письмом – вот, пожалуйста!

Может быть, просто странно умереть в 25? Просто она первая из нас?

Снова началась эта ужасная морось. Под ногами валялось два окурка, я бросил третий и вдруг понял:

– Сколько же я тут стою?

Я порядком замерз и поднялся к себе. Морок вроде прошел, но у зеркала я вновь замер:

– Почему ты умерла? Софи, умница Софи, что случилось?

Сигареты привычно легли на стол. Пора бы перекусить. Я кинул в микроволновку что-то, что осталось от ужина, и снова уставился на письмо, лежащее в папке.

Джули… Почему она его не отправила? Я знал Джул, конечно, не так, как Софи, но знал.

Джули и Софи – сестры, были сестрами. Джули была старше нас года на 3-4, она уже давно вышла замуж и, кажется, родила ребенка. Девочки всегда были очень близки, и я подумал:

– Какого черта! Уж Джул точно знает, что случилось с ее любимой младшенькой!

Мой завтрак успел остыть во второй раз, когда я откопал в школьных записях их старый телефон, дом, где они жили вместе с родителями: где еще я мог найти номер Джули?

Проглотив свой бутерброд и холодную картошку, я набрал номер.

Трубку взяла мама, не помню ее имени:

– Здравствуйте, простите, вы не подскажете, где я мог бы найти Джули? Телефон, адрес – что-нибудь?

– Вы, верно, не знаете. Она погибла.

– Как? – я словно сорвался в пропасть, – Она тоже?

– Да, уже давно, еще в конце августа, в самом конце. Автомобильная авария.

– Простите, я не знал.

Я повесил трубку и подошел к бару. Даже не помню, что я выпил, но горло мне обожгло.

И выкинуть бы все это из головы, и зачем мне все это надо? Но тайна манила. Что же все-таки случилось?

Работа была сделана, день стоял пасмурный, и не было повода смыться из дома.

Я налил в бокал сухого вина, взял злополучную папку и спрятался ото всех в кабинете.

Кабинет – моя любимая комната: там стоит мое любимое кресло, большое, глубокое и мягкое. И я никак не мог устроиться там поудобнее, мне словно что-то мешало. И так хотелось бросить все на свете!

Я бросил папку на кофейный столик и вдобавок в сердцах ударил бокалом о его стеклянную поверхность. Не слишком мелодичный звон накрыл комнату и меня сверху, и тут я понял: это письмо Джули, уже мертвой Джули!

– Ну-ка, ну-ка, что ты там написала?

Я рухнул на диван, рывком открыл папку и выхватил письмо, едва не порвав.

Не знаю, почему, но у меня дрожали руки, а глаза бегали по строчкам, выхватывая лишь отдельные слова:

…Последний раз… скоро буду….

Так что же это, выходит, Самоубийство?

Выходит, что так, значит, Самоубийство…

А мне не верилось в это. Перед глазами стояло желтое фото, то самое, что вырвало образ Софи из моей памяти, то самое, где она улыбалась. И мне казалось, я видел, как она кружится и смеется в осеннем парке. Как она могла?!

Я сидел, уставившись в стену, не выпуская письма из рук, и не верил. Вот она смеется, здесь, напротив меня, а вот пишет злополучное послание в никуда и… и как она умерла?

Я отложил ненавистный кусок бумаги и глотнул вина. Мне было плохо – я не верил. Вино кислой прохладой скользнуло в горло. Я не верил. Я не мог понять. Я слишком мало знал. Слишком мало? Что еще хранит неприметная папка?

На белом листе (еще одно письмо?) лежало фото. Такое же желтое, должно быть, было сделано в тот же день. Только на нем были двое: Она – Софи – улыбалась, Он – знакомое лицо?.. – просто сиял, обнимая ее. Стоп, я же его знаю! Это ведь он принес мне тебя… как его? Ах да! Сергей, Сергей. Не знаю, зачем, но я перевернул фото.

«Самая любимая,

не смогу жить без тебя.

Серг ей»

На обороте – Сергей. Насколько вы были близки? Да что я, все же ясно – «Самая любимая».

Я ломанулся в коридор, запнулся, зацепил косяк, чуть не упал и остановился лишь перед тумбой.

Я никогда раньше не испытывал такой ненависти к неодушевленным предметам. Я ненавидел ворох газет, бумажек и старых прочитанных журналов, скрывающих маленькую картонку с именем и несколькими телефонами. Мне хватило бы и одного из них. Через несколько минут весь коридор был завален бывшим содержимым газетной тумбы, но я все-таки нашел ее и уже, дрожа внутри всем телом, набирал цифры его личного номера.

Вспомнил он меня сразу, сказал, что ждал звонка, и предложил встретиться. Я не отказался, хотя не скажу, что горел желанием увидеть его. Что-то в нем было… не знаю, что. Может, просто он принес плохие новости – самые плохие за последние несколько лет. Восемь.

В кафе на набережной было пусто: еще бы, какой идиот в такую погоду выйдет из дома?! Сергей пил кофе, я заказал чай. Он усмехнулся:

– А я все никак не могу заставить себя пить что-нибудь другое, только кофе.

– Софи варила волшебный кофе.

– Нигде больше так не варят.

Я смотрел на него и понимал, что с каждой минутой, с каждым глотком отвратительного (все познается в сравнении) кофе он нравился мне все больше. И я решил не юлить с ним:

– Как она умерла?

– Как спящая красавица – никто не понял. Только сказали: остановка сердца.

– Да, да, я помню, ты говорил, но… Ты хорошо ее знал, ведь так?

Не знаю, я боялся самоубийства, боялся спросить: «А не было ли это самоубийством?». Просто боялся, хотя за этим и приехал, идиот.

– На завтра назначена свадьба. Была назначена.

Я не ответил ничего, просто достал из кармана то письмо.

– Я нашел его в папке, оно лежало сверху.

Читал он спокойно и медленно и, по-моему, несколько раз. Я смотрел и курил, и жутко хотел вырвать белый листок из его рук. А он все читал.

Затем вздохнул, положил письмо на стол (откуда я его тут же забрал) и только сказал:

– Это не самоубийство. Мы тоже так подумали вначале, но нет. Просто она ушла. Софи не поступила бы так. Только не она.

Я ему верил. Не то чтобы его слова были для меня истиной в высшей инстанции, да и он сам был далеко не авторитетен в моих глазах, но я ему верил. Просто мне не нравилось слово «Самоубийство». Просто перед глазами стояли ее улыбка, ее сияющее лицо, это чертово желтое фото! Но что я знаю о ней?! Сам-то я сильно изменился за восемь лет, ох как сильно…

– Расскажи мне о ней, Сергей.

Он усмехнулся:

– Ты не знаешь, о чем просишь. О ней я мог бы говорить всю жизнь!

– Знаешь, мне некуда спешить.

Он начал не сразу:

– Я познакомился с ней три года назад, когда она вернулась домой после учебы. Я встретил ее впервые в парке, где она гуляла с Лилит, – он говорил медленно, погружаясь в прошлое, как в воду, уходя в него с головой, и взгляд его с каждым словом становился все более туманным.