Басти Родригез-Иньюригарро - Иерихон

– Доброе утро, – отозвался Кампари. – Я слишком поздно возвращаюсь, не за что извиняться.

– Завтрак подавать?

– Что делать, подавайте.

Позавтракать спокойно было не суждено. Он лёг на застеленную кровать «всего на минуту» и задремал, а очнулся под: «Командор, простите, пришла госпожа Валентина».

– Да ладно? Второй день подряд? – он вскочил.

– Я не хотел вас тревожить, но она сказала, что пришла по делу и что дело срочное.

Кампари показалось, что камердинер взволнован. Дело Валентины не могло быть тому причиной: она ничего не обсуждала со стоящими ниже по рангу.

Семь утра. Заспался.

– Ты вообще в курсе, что происходит? – спросила она, едва захлопнулась дверь.

– Вижу, можно не раздеваться.

Валентина раздвинула шторы и открыла дверь на балкон, чуть её не выломав.

– Иди сюда.

Небо колебалось тонкой плёнкой, полупрозрачное, как стекло теплицы. На секунду в просвете между тучами лужицей апельсинового сока растеклось солнце.

– И с воздухом что-то не так. Ты не чувствуешь? Здесь, на востоке, особенно заметно.

Кампари вдохнул поглубже. Наверное, она права. Но ему с ночи сопутствовали нездешние запахи, и перемена не показалась резкой. С каменным лицом он опустил взгляд, чтобы увидеть ту же плёнку за старыми особняками и зарослями.

– Это барьер. Похоже, он стал видимым. Уже была в Отделе Экологии?

– Нет, сразу метнулась к тебе, – за эту короткую фразу удивление в её голосе сменилось раздражением.

Кампари вгляделся в лицо посетительницы. Неужели она действовала импульсивно и теперь недовольна собой? Надо же, порядком доставшая его связь принесла плоды: будущая «контролёрша номер один» не бросилась докапываться до истины без его ведома. А кто предупреждён, тот вооружён.

– Если связать это явление с барьером, начнётся паника, – спокойно сказал он. – А паника в замкнутом пространстве ни к чему хорошему не приведёт. Следует объявить, что необычный вид неба – оптический обман, природная аномалия, вызванная резкой сменой погоды. Не исключено, что это окажется правдой.

– Хорошо, – отозвалась Валентина после секундной паузы. – Я соберу данные о состоянии воздуха. Мой визит к экологам никого не удивит. А почему ты так уверен, что этот купол совпадает с барьером?

– Я не зря занимаю должность, – огрызнулся он, игнорируя её подозрительный прищур.

– Паршиво выглядишь, – заявила она без перехода. – Хуже, чем вчера утром.

– Спасибо.

Она сжала его запястье, не заметив, что вторая рука командора инстинктивно дёрнулась к револьверу.

– Кампари, скажи мне сейчас, скажи, пока не поздно. Ты имеешь отношение к происходящему?

Он не купился на проникновенный тон.

– Разумеется, нет.

Итак, мы заканчиваем десятый класс, а школа ещё стоит.

Не задерживаюсь на этой мысли – даже изумление приедается, и мне становится скучно. Не подпускать! Подстрелить на подступах! Принять меры, если скука закинула петлю на горло товарища!

Первый сигнал тревоги – разговоры о смысле. Спускаясь по спиралям отчаяния, мой лучший друг приходит к жирной точке: «Этот мир – не настоящий».

С миром разобрались, пора обратить оружие внутрь:

– Я такой пустой, что должен звенеть при ходьбе.

– Чем звенеть? – вопрошаю я с живым интересом, пока шестеренки в мозгу крутятся и поскрипывают, изобретая новый смысл жизни.

– Вот. Даже звенеть нечем.

Скучающий Кампари страшен. Его выводит из равновесия слово «зря», нацарапанное на парте. Только что рядом со мной был заразительный дурной пример, провокатор, источник проблем, – и что за картина терзает мой взор теперь? Разом заострились локти и плечи, любой угол в теле – излом, омуты чёрного отчаяния вместо глаз. Демон поверженный.

Мне на многое плевать, но не на Кампари с его портативной бездной. Ради меня он отменяет планы, является ночью с другого конца города, решает мои проблемы ценой собственного спокойствия. Думаю, он убил бы ради меня. Это взаимно. Так что, если вы слышали хоть одну историю про самоотверженную дружбу, поздравляю, у вас есть возможность лицезреть её живьём, так сказать, «в дикой природе».

Я безобидней моего товарища. Я не ищу смысла в окружающей среде и в себе самом – он мне не нужен. Я складываю самолётики из тетрадных листов, слушаю учителя одним ухом, а плеер – другим, выполняю задания и рисую на полях, читаю ещё не пройденные страницы учебников, под столом читаю книги с телефона, перекидываюсь записками с девочками. Смс никто не отменял, но метание бумажных снарядов – ещё и физическая активность.

А потом мне разом надоедает всё, что можно делать, не поднимая задницу со стула.

К разрушительной стадии я перехожу сразу, без всяких там «Мир не настоящий». Я же говорил, что я – безобидней.

Кампари безошибочно чует приближение катастрофы и поднимает руку, излагая обстоятельства, в которые давно никто не верит: 1) ему плохо, и я должен проводить его в медкабинет; 2) мне плохо, и он пойдёт провожать меня; 3) кому-то из нас поступил тревожный вызов из дома, но звонок сорвался, деньги на телефоне кончились, будем дозваниваться со школьного стационарного.

Под равнодушным взглядом учителя, под хихиканье девочек и улюлюканье мальчиков, Кампари тащит меня из класса: в лучшем случае – за локоть, в худшем – за шиворот.

Мы слоняемся по школе, потому что опустевшие коридоры притягательны. Бегаем наперегонки вверх по лестницам. Съезжаем по перилам. Курим в туалете на четвёртом этаже и там же, вытирая штанами до мерзости грязный подоконник, по очереди прикладываемся к фляжке. За это полагается отстранение от занятий, а при рецидиве – отчисление. Страшилка, подобная справке вместо аттестата.

Любопытно то, что мозги в такой обстановке активизируются, а языки развязываются. Многие тайны открылись нам на туалетном подоконнике, многие глупости достигли бритвенной остроты. Особо удачные формулировки записываются маркером на кафеле или замазанном белой краской окне.

Туалет на четвёртом – не единственный обжитый нами угол. Например, под сценой в актовом зале мы придумали истыкать руки зубочистками и циркулем, после чего направились в медкабинет. Кампари утверждал, что в раздевалке на него напала тьма с тысячей хоботков. Я утверждал, что у нас чесотка.

В тот день учеников распустили с занятий, поговаривали о карантине. Мы уже представляли, как в масках чумных докторов наблюдаем пожирающее школу очистительное пламя, но увы: нас признали симулянтами. Подозреваю, что с хоботастой тьмой мой друг перегнул палку.

Ресурсы школы уже истощились. В прошлом году под дверью у завуча обнаружили моё бездыханное тело, распростёртое в луже томатного сока, а картину завершал Кампари с кухонным ножом. С тех пор в наши спектакли не верит даже началка.