Светлана Мосова - В поисках прошлогоднего снега

А Тонечка – прелесть, капризный, обидчивый персик, кудря-авая! – в Борю. Боря – вечно в трусах и с книгой. Ксана – колечко, еще колечко, денег ни копейки, а вот горностай! Мамочка подарила. Царский подарок, красиво. Красиво – и все? И тогда достается шкатулочка… Та самая? Конечно же, нет, та – в тайнике, зарыта, и стерегут ее злые гномы, это – другая. Ах, другая – ну, это неинтересно. Ксана не верит: подозревает (сла-адко так подозревает!) в зависти. Должны завидовать, а как же?

– А откуда такие деньги, Антонина Никифоровна? – не выдерживают слабонервные.

– Жить надо уметь, – отвечает тетя Тоня.

А высокомерие-то, высокомерие!.. И Ксана такая же – вся в мать!

Вся, да не вся: тут манеры – там манерничанье, тут гордыня – там ужимки. Оригинал и пародия. Да и живее как-то тетя Тоня, побогаче словом, страстями.

И все шло бы себе как шло, да вдруг – как гром среди ясного неба! – опять кассир побежал!..

Какой кассир?..

Боря.

Боря? Не может быть. Боря!

Семейная картинка в интерьере: Боря в трусах мечется по квартире – что-то прячет. Положит в стол, зароет, сядет – не сидится. Подбежит обратно к столу, вынет, переложит между книг. Опять неспокойно: куда бы еще, поукромней?.. Тетя Тоня с Ксаной целый вечер зорко следят за манипуляциями Бори, пока это занятие вконец не наскучивает обеим. Тогда они встают и на глазах помертвевшего Бори вынимают из очередного его тайничка фотографию. Смотрят: девица.

Кто это, Боря?

Боря – белый! – не знает.

А если подумать, Боря?

– Это любовница моего друга, – отвечает повредившийся в уме Боря.

Трогательно. И умно.

Значит, вот оно как: измена! А измен, как известно, тетя Тоня не прощала. Дочь родную, Ольгу, не пожалела, а уж его-то, козла вонючего!..

Дальше следует изгнание Бори. С сопроводительным текстом, очень выразительным по форме и содержанию. Оплеванный с головы до пят Боря пытается на ходу собрать свои вещи – это какие же, интересно, с в о и?! Голодранец несчастный, иждивенец, альфонс!.. Почему – иждивенец? Он работал, зарплату в дом приносил! Ка-акую зарплату?! Инженеришко драный!

Боря вцепляется в магнитофон – Боря желает уйти с музыкой! – отдирают с ногтями. Дверь открывают, ногой поддают – будь здоров, Боря, не кашляй.

Портрет в интерьере: тетя Тоня сидит в новом кресле (Югославия), курит «Беломор» и рассказывает, какая Боря сволочь. Как сыр в масле!.. Черную икру, гад, вот такими ложками жрал!.. Ну ничего, воздастся ему по заслугам: глаз у нее, у Тони, тяже-елый, сама бывает не рада, но уж коль проклянет!..

Да, удивил всех Борис. А ведь любил-то, любил-то как!..

Что-то и впрямь не приживаются мужчины в нашем доме. Одна надежда на Ваню. Да, но надежда слабая: парализовало дядю Ваню. Бедный дядя Ваня. И что будет теперь с Музой?.. Но Борис-то, Борис!.. Вот удивил.

А второй раз удивит всех Боря, когда умрет. Вот так – возьмет и умрет, молодой и здоровый, и последнее слово будет «Ксана!..».

Да, тяже-елый глаз у тети Тони…

Посомневавшись, Ксана все же поедет на похороны. Поразить всех красотой и бриллиантами. Выслушать соболезнование женам. И, не удостоив другую взглядом – «несчастье какое-то!» (значит, все же – удостоив? да и выглядеть «несчастьем» на похоронах мужа как-то уместно!), – Ксана сядет в автомобиль и уедет в свою новую вдовью жизнь.

Ксана станет вдовой. Она примерит на себя это слово, как шубку, и… пожалеет ли она Борю? Борю Неверного, Борю Гонимого, Борю Верного? Или хотя бы Борю-мальчика, влюбленного в девочку, спесивицу и гордячку?..

А время идет, растут тополя, вон как вымахали, Сашенька школу окончил, женился. А Музе все хуже, выглядит просто ужасно.

– Кощей Бессмертный тоже плохо выглядит.

– Над этим смеяться нельзя!

А кто смеется?

И Тонечка растет, отрада бабы Тони, – пухленькая, холененькая, наливается персик. Умница, отличница – радость, а не дитя. Но… уже недолго оставалось радоваться бабе Тоне.

Говорят, праведники умирают тихо.

Тетя Тоня будет умирать долго, страшно, явится Та, с косой, – не за шкатулочкой, нет – за тетей Тоней. Ну вот и я. Не ждала?.. И тетя Тоня примет из рук в руки смерть лютую, жестокую, страшную…

Похоронят тетю Тоню.

А тут новая беда: Сашенька-то!.. нет Сашеньки!.. Муза черная. Сашеньки ей не пережить… Клава тоже понесла тяжелую утрату, что ты смеешься?.. И говорят, опять замуж выходит – какой-то Евгений, нет, вру, Евгения она похоронила, а это… а черт его знает, кто это, какая разница.

«Тополя, тополя…» – как там дальше-то было?.. «И как в юности вдруг вы уроните пух – на ресницы и плечи подруг…» Действительно роняют. Но добро бы на ресницы и плечи подруг, чтоб красиво было, – а то в нос и в рот, причем свой собственный, тьфу, гадость.

Ну какие еще новости? А новости плохие: умер дядя Ваня. Как умер? Ну как люди умирают… На Музу просто страшно смотреть: из больниц не выходит. Ксана? А что Ксана…

Ксана попивает винцо, дымит сигареткой, памятник маме надо ставить, мраморный, это очень дорого. Ольга денег не дает, говорит, нет у нее – как вам это нравится? А откуда они у Ксаны? Вдовы? – блеск изумрудов, бриллиантов. Ксана с удовлетворением ловит взгляд – нет, нет, ну что вы, это же память о мамочке!

А без них – забудешь?

Тонечка сидит с книжкой. Белолица, черноброва, нраву кроткого такого… Серые глаза, кудри – как она похожа на Борю… Вот только черты лица уже подернуты родовым высокомерием – все-таки Ксана специалист по селекции, грушу с жабой венчает…

Судьба колебалась: так или этак? На авансцену выходят дядья Бори, соблазнившиеся Канадой: Ксана, отдай нам Тонечку. Мою дочь? Да вы что?! Никогда. Тонечка?.. Нет, я с мамой!.. – дрожит, дрожит на веточке персик, боится, страшно ему – мама!..

Ах, дядья, украдите Тонечку, вам простится, зачтется!..

Но – как, как?..

Никак. Нельзя. Невозможно: доигрывалась тема судьбы тети Тони…

И Тонечка останется – громко плакать по ночам, бить мамины бутылки – не пей, мама! Мамочка!.. Дети, «мама» – самое дорогое слово на свете! Никто не будет тебя больше любить, чем мама, золотая прямо!.. Тонька, зараза, убью, гадина!.. Мамочка, не надо! Мамочка, я боюсь!.. Мне больно, мамочка!..

…Как же долго меня здесь не было!.. Вот и тополя – выше неба!.. вот и дом – сдал, осунулся, постарел… «Дом, в котором я живу…» – да, да, был такой старый, добрый, замечательный фильм, населенный хорошими, милыми людьми, и концовка была такая хорошая, щемящая, с крепкой гражданской позицией авторов: героиня, правда, погибает, но погибает за Родину, а герой возвращается, смотрит на свой дом (тут идет музычка), а из подъезда выбегает девочка с косичками – все повторяется!.. Жизнь идет!

Стою, смотрю, и вправду – выбегает девочка!.. С синяком под глазом – быстро надевает очки, – ой, здравствуйте, это вы?