Дмитрий Ардшин - Затемнение

На другой день коридорные шаркуны в больничных робах забрасывали Наталью Анатольевну хмурыми взглядами. До семи вечера, когда заканчивалось время навещающих и начиналось время телевизора, пора вещающих из ящика, оставалось всего ничего, а то и того меньше. А тут какая-то в теле и с черным пакетом заняла диван. Видите ли, ждет. Раньше что ли не могла заскочить? Не могла, – корпела над отчетом. Конечно, это отговорка, попытка оправдаться. Было бы желание… А его как раз и не было. Не хотела она встречаться с дочерью. Лукьяновой с лихвой хватило вчерашнего. Пусть Маша выносит мозг и травит душу Сморыго. Он привык к такому, к таким. А Наталье Анатольевне нужна была передышка. Плохого понемногу. Лукьянова рассчитывала передать пакет для Маши через медсестру.

Но когда железная дверь открылась и медсестра сказала: «Только не долго», – Наталья Анатольевна почему-то смутилась и, опустив голову, прошмыгнула в отделение. В холле она присела на диван и замерла в напряженном ожидании. Сцепив пальцы рук в замок, она впилась глазами в коридор, который все шаркал, все забрасывал хмурыми взглядами. Из этого шарканья, из той хмурости нехотя вышла сонная Маша. Смотреть на нее было жалко и страшно. Выглядела она потерянной, угашенной. Лицо опухло, побледнело. Глаза потускнели и запали.

Мать и дочь пересели за столик у телевизора.

– Фломастеры, блокнот, телефон, – Наталья Анатольевна передала пакет Маше.

– Здесь как в аду, – почесывая синее от уколов запястье, Маша покосилась на шаркающих в коридоре.

– Может, индейку с пюре? – мать вынула из пакета пластиковый контейнер с желтой крышкой. – Еще теплые.

Маша опустила голову и уставилась на ногти, похожие на птичьи коготки. Кожа в основании ногтя большого пальца была содрана до мяса.

– Мне здесь становится только хуже.

– Хотя бы яблоко поешь. Тебе надо лучше питаться, – мать погладила Машу по плечу, взяла за руку и крепко сжала ее, словно удерживая от опрометчивого поступка.

Коридор вышаркал в холл длинного нескладного типа. Он плюхнулся на диван и, положив широкие обветренные кисти – лопаты на колени, уставился на Лукьянову и Машу, словно на экран телевизора. Маша вялым движением высвободила руку из рук матери.

– Мне, наверное, пора? – Наталья Анатольевна взглянула на часы в углу экрана смартфона и кивнула – Пора.

– Так сколько мне тут еще? – спросила Маша. – Ты можешь сказать: сколько?

Мать прижала к себе Машу, поцеловала в висок. Навалилась усталость, взяла за горло, сжала виски. Все-таки надо было через медсестру передать пакет.

Маша сидела за столом у зарешеченного окна и рисовала черной гелевой ручкой с игольчатым стержнем. Черная птица летела над тусклыми фонарями, мимо темных окон. У птицы были длинные лапы, похожие на пальцы старухи, заскорузлые, искривленные. В палате было душно. Хотелось разбежаться и если не выпрыгнуть в окно, то, как вариант, размозжить голову о железные прутья оконной решетки.

У стола вырос какой-то дядька. Морщинистое лицо смахивало на пропеченное яблоко. Поправив на носу очки, незнакомец уставился на Машин рисунок. Он стоял тихо-тихо, точно окаменел. Это нервировало. Маша старалась сосредоточиться на рисунке, забыть о незнакомце. Но это было невозможно. От старика так и веяло отвратным холодком, который рассыпался мурашками по телу. Маша резко обернулась и с досадой посмотрела на старика.

– Ты видишь то, чего другие не замечают, – старик улыбнулся, демонстрируя желтые зубы.

– Лучше бы я этого не видела, – процедила Маша.

– Ты понятия не имеешь, кто ты и что с тобой происходит, – старик посмотрел сквозь Машу в окно, за которым метались стрижи.

– И кто же я? – Маша машинально стала расковыривать заусенец на большом пальце.

– Лучше тебе не знать.

– А сам-то ты кто такой? – огрызнулась Маша, надеясь отделаться от старикана.

– Половин Олег Викторович, торговец подержанными демонами, – с добродушной улыбкой проговорил старик. – Могу продать парочку по цене одного.

Клоун ты подержанный, вот ты кто, – подумала про себя Маша, с глухим раздражением глядя, как старик взял ее блокнот и стал медленно перелистывать, внимательно разглядывая рисунки. Маша хотела вырвать из морщинистых в пигментных пятнах рук блокнот, но ее охватила апатия, словно все происходящее ее не касалось, словно она смотрела фильм-сон в духе Дэвида Линча. Пусть глядит, мне то что, – подумала Маша, косясь на старика.

– Ну и попала же ты в переплет, – заметил старик. – Наверняка, спрашиваешь себя: как из этого переплета выбраться?

Маша посмотрела на старика.

– И как же выбраться?

– Это тебе решать… В любом случае прежнего не воротишь. – Положив блокнот на стол, Половин поправил на носу очки. – Судя по твоим рисункам, мы с тобой одного поля ягоды, – он уставился на Машу. Она поежилась от пронизывающего взгляда. – Можно тебе кое в чем признаться? – Маша пожала плечами. – Я хочу убить его, – раздался голос из неподвижного закрытого рта, стянутого сеткой морщин. Маша вздрогнула, невольно отстраняясь, не веря своим ушам. – Да, да. Надо убить Сморыго, – отчетливей некуда раздалось из чрева старика.

– Так ведь посадят.

– Это не важно. Уже не важно. Ты поможешь мне?

– Я!? Конечно, нет! Это же…

Не дослушав, старик разочарованно махнул на Машу рукой и поплелся к двери. Убивать пошел! – подумала Маша. Она привскочила из-за стола. Надо остановить старика! Но тут ее потащило в сон, в серую пелену. Напоминали о себе таблетки и уколы.

А когда сонный морок отпустил и все прояснилось, то никакого Половина в палате уже не было. Маша метнулась к медсестре, листавшую глянец за желтым столом.

– Чего ты несешь? Какой еще Половин? Нет тут никаких Половиных, – разозлилась медсестра, выслушав встревоженную Машу.

– Как это нет? – оторопела Маша. – Он же смотрел мои рисунки, а потом…

– Завязывай со своим рисованием. А то все сидишь-сидишь. Вот и мерещиться черти кто, – медсестра вернулась к журналу.

– Но ведь… – медсестра так взглянула на нее, что Маша осеклась, сникла и, опустив плечи, потащилась в палату. Время от времени она с беспокойством озиралась, искала кого-то глазами.

На следующий день, когда Маша сгоряча рассказала Сморыго о торговце демонами, тот усмехнулся:

– А ведь был у нас какой-то Половин. Он еще с Нечистым воевал. А теперь и со мной решил разобраться что ли?

Свихнуться можно, – подумала Маша, глядя на очки, которые покручивал Сморыго. Темно-коричневая роговая оправа, скотч на левой дужке. Точь-в-точь очки Половина. – Он мне не верит. Он думает, что я совсем того. Так и оставит в психушке.

И тогда Маша пожалела, что не помогла торговцу демонами или кто там он на самом деле.