Катерина Авдюгин - Под Ним

Это было воистину Волшебство с большой буквы. Мама на другой день цвела и сияла. Как я рада была видеть её такой! Мечтала о её улыбке, помолодевшем лице, блестящих глазах. Она мне доверяла. И сразу же сказала:

– Доченька, скоро мы переедем жить к Ане и дяде Коле.

Так звали папу моей подруги.

– Как? – я сделала вид, что удивилась.

– Вы же именно этого с Аней хотели? Через два дня они уезжают в деревню Боровичи. У нас есть именно это время для переезда. То есть через два дня у нас у всех начинается новая жизнь. Мы к ней готовы?

Получается, мама догадывалась о нашем с подругой тайном замысле. Она знала, что две девчонки лелеют очень рискованный план! И не сопротивлялась его реализации. Я же долго не могла поверить, что он удался.

Мне казалось это наваждением, чем-то временным или даже шуткой. «Может, – думала я, – это просто дружба? Ведь не может быть всё так, как в чудесной сказке».

Через несколько дней после нашего с мамой разговора о скором переезде, моя подруга и её отец уехали в деревню к родственникам. Мы с мамой остались вдвоём и нас ждали большие изменения.

Анин папа не привык затягивать с решениями. Осознав, что моя мама близка ему как человек и привлекательна как женщина, он сразу озвучил, что хочет как можно скорее полноценную семью с ней, со всеми нами.

Сейчас я уже почти забыла суету того переходного этапа. Не знаю, что на самом деле переживала мама, и какими были её эмоции. С одной стороны, я понимала, что их красивый и спонтанный союз – это настоящее чудо и высшее благо. Но с другой стороны, возникло давящее осуждение от соседей, от недоброжелательных родственников и всех прочих, кому хотелось вставить свои пять копеек, дать непрошеный совет светлым отношениям. «Как же так! – голосили все они. – Ведь его жена умерла всего полгода назад». Да. Это всё надо было пережить. Такова была цена их билета в счастье.

Мы переехали в квартиру отца моей подруги, и диван в гостиной стал нашим с Аней спальным местом. Одним на двоих. Наша дружба вышла на иной уровень, возможно, такой, через который редко проходят отношения: совместная жизнь, совместный быт. Испытание или радость? Новые уроки или освобождение от мытарства и боли за родителей? Мы учились этой дружбе, принимали новые обстоятельства, пристально изучали каждый эпизод, по-честному разделяли обязанности по дому: кто моет полы, а кто пылесосит. По очереди разбирали и убирали постель – кто-то расстилал, а кто-то застилал. У каждой были свои предпочтения и точки роста. Мы шли на уступки, но иногда и просили больше друг от друга. Мою младшую сестру поселили в детской комнате, чему мы обрадовались. Ведь без неё мы могли болтать о влюбленности и приключениях ночи напролёт. Благо теперь мы их проводили так близко.

Постепенно всё менялось. Как и всегда в жизни. Ничто не статично. Всё изменчиво. Или вверх или вниз: пульс жизни оставляет свой узор на карте бытия.

Каждое буднее утро родители уезжали на работу. Мы с девочками втроём сами собирали себя в школу. Возвращаясь, готовили обед, занимались уроками. Вечерами, перед приездом родителей, готовили ужин. На беседы, дружеские посиделки и прогулки времени стало всё меньше. Нас пригласил к себе бескомпромиссный совместный быт, который поглощал наши приятные моменты. Но мы искренне стремились снизить родителям их заботу о нас. Чтобы у них было больше времени друг для друга, для их тихого счастья.

В итоге нам удалось найти и своё счастье: иногда небольшая жертва ради близкого человека необходима, чтобы понять, насколько мы друг другу нужны и дороги. И даже если приходится «оторвать от себя», чтобы сделать другому хорошо – когда есть, что отрывать (у нас было), – нужно сделать это. Не рассчитывать, что вернётся сторицей, хотя обычно так и происходит, а просто отдать. И напитаться любовью и счастьем, наблюдая, как хорошо стало близкому, благодаря этой незначительной уступке.

Что происходило дальше? Как раскрывалась для тебя эта новая семья и жизнь в ней?

Как везде и во всём, были разные периоды. Моменты радостей и огорчений. Ведь нам всем предстояло научиться жить по новым правилам. И не всегда мы соглашались с ними. Получилось так, что личное пространство каждого члена семьи сократилось до минимума. Мы знали друг о друге практически всё: секреты, тайны – всё стало общим. Открытые разговоры, открытое пространство, где мы друг друга видели в любое время суток. Никаких «закрытых дверей», за которыми могло быть тихо. Иногда мне их остро не хватало. Признаюсь. Но лишь иногда.

Что было именно со мной… После смены места жительства и огромного стресса из-за этого, я прибавила в весе. Набрала, наверное, килограммов десять. А это значимо! Особенно для того возраста. Я чувствовала себя незащищённой, даже ущемлённой и нуждалась в утешении, которое получала через еду.

Частенько мне казалось, что я занимаю чьё-то место. Я понимала, что дом, где я живу, не мой. В нём и за его пределами внезапно многое было или стало для меня чужим. Конечно, я связывала это с переездом, со сменой статуса мамы, с нашими отношениями с сестрой и подругой. Но, оглядываясь, я понимаю, что это и гормональная перестройка, большая. На психическом восприятии мира это не могло не сказываться.

Многое поменялось. Я даже не ожидала, что столь многое. В моей прежней семье как было: изначально права каждого ребёнка не были равными. Моей сестре позволяли больше. Когда же мы стали жить втроём с девочками, наши права уровнялись. Родители относились к нам более или менее одинаково: любили, заботились, баловали всех сразу, а не кого-то одного.

Правда, во время переезда был один болезненный эпизод для меня: решение вопроса с моей собакой. У подруги Ани на тот момент тоже была собака и мы, конечно, понимали, что о проживании двух собак под одной крышей не может быть и речи. К моему огромному огорчению, пришлось попрощаться именно с моим ретривером. Он был ещё совсем крохой, шестимесячным щенком. И мама вернула его заводчику. Я горевала о потере.

Между тем, я была очень привязана и к Аниной собаке. Она была уже взрослой, росла на моих глазах. Мы с ней и прежде проводили много времени вместе на прогулках. Поэтому, конечно, справедливо, что отдали именно щенка, а не зрелую собаку, привыкшую к своей жизни. Это и по отношению к животным гуманнее. Но сама мысль о том, что именно мне пришлось пожертвовать питомцем, потерять любимицу, долго оставалась со мной, периодически мучила.

Я ревновала и даже завидовала. Тело будто наполнилось несправедливостью, разбухло от неё.

Что ещё изменилось в ваших отношениях с подругой Аней? Существенными ли были другие перемены? Если не считать бытовых моментов и притирки первых месяцев жизни.