Катерина Авдюгин - Под Ним

Давай переместимся ещё годом раньше? Картинка пятилетней тебя пришла. Помнишь ли, что огорчало тебя, хрупкую девочку, в этом возрасте?

Начну с воспоминания о том, что «маленького мудреца» внутри себя я повстречала в очень раннем детстве. Кажется, именно с 5-ти лет. Это случилось сразу после развода родителей.

Когда мне говорили: «нет», я не спрашивала: «А почему?». Я ведь точно знала, что «нет» не изменится на «да». Я понимала, что мамино слово неизменно.

Когда наказывали (как я считала, несправедливо), я терпеливо оставалась в комнате с теми, кто меня, не жалея сил, плотно и подробно отчитывал за какой-либо мой поступок.

Дожидаясь окончания этого процесса, я не топала ногами, не выпрашивала прощения, как это бывает у других детей, а просто проживала то, что предлагала ситуация. Наблюдала.

Однажды меня отругали всего-навсего за игры с сестрой, а именно за её звонкие детские визги, которые она не могла сдерживать, чем докучала взрослым. Тогда я просто посмотрела на них с умилением, мол: «Вы чего, первый раз детей увидели?» Им словно было невдомёк, что дети шумят, играют. Мешают им жить? Возможно. Или просто существуют в своём особом режиме.

Частенько в острых ситуациях я понимала, что лучше помалкивать. Так как если я защищалась, например, давая отпор маленькой сестре, она начинала несносно визжать. Буквально через мгновение врывалась в комнату мама, и от неё мне попадало в два раза сильнее, чем от сестры. Поэтому, когда Аня кусалась или просто кричала без причины, чтобы меня наказали (это ей почему-то доставляло особое наслаждение), я старалась сидеть на том же месте, где меня заставали её капризы, быть тихой и спокойной. Надо заметить, что эта стратегия срабатывала: мама видела мой покой, понимала, что я ни при чём и не ругала меня. Если, конечно, успевала сдержаться от волны усталости и нетерпения.

Меня очень огорчала несправедливость. Сильнее всего именно она ранила и оставляла осадок, что со временем оставило глубокие следы на сознании. Если я говорила, что не обижала сестру – мама почему-то редко мне верила и считала нужным наказать, а не разобраться. Я её отчасти понимаю: накричать на спокойного ребёнка всегда проще, чем на буйствующего. Есть вероятность, что спокойный ребёнок так и останется тихим, несмотря ни на что. А вот докричаться до визжащего человечка, чьи эмоции зашкаливают и так – непростая задача. Но выплеснуть негодование нужно. Оно же накапливается. Вот и выбирают того, кто безопаснее. Даже из детей.

Я проживала каждое наказание от мамы как несправедливость, так и не сумев объяснить ей свою непричастность, хотя и старалась. Казалось, она меня не слышит. Это отразилось на формировании моего характера: зародилось и начало стремительно развиваться осознание личной дефектности «Меня не слышат».

– Предлагаю вернуться в воспоминания, где тебе 9—10 лет, Ты говорила, что сестра тебя обижала. В такие эпизоды ваших с ней отношений, что тебе хотелось сделать больше всего?

– Припугнуть её, только и всего. Оттолкнуть от себя подальше, чтобы больше не лезла ко мне со своими визгами и капризами. Или, наверное, даже дать сдачи!

– У меня есть для тебя неожиданное решение. Сходи к ней прямо сейчас в своём воображении, в воспоминаниях. Возьми её за шкирку, как провинившегося котёнка: не ласково, но и не слишком грубо, и скажи уверенным тоном, что если она ещё раз подойдет к тебе и устроит какую-нибудь гадость, предположим, завизжит на пустом месте, ты с ней что-то сделаешь. Например, отведёшь в незнакомое место или оставишь одну в самом страшном лесу.

Я прикрыла глаза и увидела предложенную картину. Дышала глубоко. Взяла времени столько, сколько мне было нужно. Через некоторое время я вернулась в реальность. Открыла глаза.

– Сказала. Она сразу ушла. Воспоминание очистилось. И сестра Аня в нём выглядит, как я заметила, спокойнее. Больше не трогает меня.

– Давай теперь снова оглянемся. Сделаем это вместе. Проанализируем новую картинку вашей с ней жизни. Какие сейчас, после того, как ты дала ей отпор, между вами отношения? Поменялись ли твои ощущения относительно вашей с ней ситуации?

– Да. Я даже удивлена, но появилось явное ощущение тёплой дружбы. Она теперь ко мне будто бы с лаской подходит, добрые слова говорит. Всё иначе теперь.

Я росла в маминой строгости, наверное, не всегда в той справедливости, которую мы ждём от взрослых, на которую рассчитываем. Мамина жизнь тоже не была простой. Их отношения с отчимом постепенно накалялись. По моим наблюдениям и оценке, их семья была лишена гармонии. Как говорят в Австралии: «Happy wife – happy life» («Счастливая жена – счастливая жизнь»), – и это точно не про мою маму и её замужество. Хотя тогда, как мне кажется, и понятий-то таких не было: о счастье, благополучии, наполненности женщины.

В тот же период отношения мамы и с моим отцом накалились ещё больше. У них оставались неразрешённые вопросы, и мирного их решения ждать не приходилось. Все были на взводе. Чтобы хоть как-то снимать напряжение, но вряд ли осознанно, мама прибегла к мести: не давала бабушке (маме отца) встречаться со мной. Меня она, конечно, о желании проводить время с бабушкой не спросила. А мне очень хотелось видеться с ними хоть иногда.

В итоге этот родительский непрекращающийся конфликт перешёл в «военные действия», и бабушка стала в них «партизаном» – навещала меня тайно в школе. Приходила тихонько, чтобы просто повидаться, побыть со мной. Я уже тогда всё это хорошо понимала.

Этим запретом дело не ограничилось. Мама отгоняла от меня вообще всех, кто хотел проявить ко мне родственное тепло с папиной стороны. Получилось, что я была её единственным козырем. Что же до моих чувств… похоже, о них позабыли. Таков был на тот момент путь каждого из нас.

Отношения, которые складывались у меня с новым «папой» и его мамой, привели меня к первой настоящей ненависти. Я с чуть ли не первых месяцев их совместной жизни презирала отчима за непорядочное отношение к маме.

Моя новая бабушка – «рыжая кошка», так сын её называл, – не питала уважения к нашей семье, но яростно желала наведываться в неё и настаивала на этом. Видимо, чтобы (пусть и насильно) поделиться накопленными знаниями, опытом и наверстать упущенную возможность воспитания «детей». Эта потребность живёт во многих женщинах её склада просто на инстинктивном уровне. Она почему-то была уверена, что без неё не справятся.

И мой отчим, не сумев защитись свою жену перед матерью, не сумев дать ей сыновний отпор, был вынужден отступить перед её желанием приезжать в дом. Дом, который, надо заметить, принадлежал не ему, а его жене, то есть моей маме. И каждые выходные наше и без того не тихое жилище будто бы опоясывалось накалёнными проводами в ожидании её приезда.