Кэтрин Вэйн - Осторожно, двери открываются

По полу проскользнули шаркающие шаги. Танцор навис над столом, разглядывая сахарные лепестки цветов на бисквите.

– И что, во сколько кулинария откроется? – он язвительно протянул слова, смотря на то, с какой осторожностью, в пять раз замедленным движением Таня заливает глазурь, выдавливает из шоколада вкусные горы и расстилает из крема реки, облака.

Она посмотрела вглубь голубых глаз и бодро улыбнувшись, чмокнула парня. Наконец. Смогла, дотянувшись, поцеловать. Долгожданно и не сдержанно.

– Покупатель должен приехать через час, мне ещё нужно вафли использовать и дольки…

Лёша уже и не слушал. Зевая он уходил в сторону. Пил кофе и молчал, гоняя свои мысли из угла в угол, как в пустом вагоне товарного поезда. Извивался в модельных позах, смотря из кухни в гостиную. Как лучше ракурс издалека для съёмки – справа или слева? Важный вопрос на сегодня, на завтра и в остальные дни, когда выдаётся немного свободного времени.

Услышав тишину, танцор зевнул, вставив обязательные слова:

– Тебя отвезти куда-нибудь?

Таня помешивала быстро в миске безе, думая над вопросом. Куда-то на Тверскую. "Встретимся в пять вечера" – висело в телефоне СМС. Таня остановила вращение ложки в миске. Её кто-то будет ждать на Тверской. Улица давно забытая и глупость никогда не совершаемая – продолжать. Когда это успело случиться с ней? Кто-то ждёт.

– Ты разве не в театре сегодня? Мне в пять вечера нужно на Пушкинскую.

Парень пожал плечами.

– Там… – куда-то в даль растерянно он махнул, но тут же расплылся в улыбке, – сдвинули смотр. Репетицию перенесли на вечер. Съёмки у меня после обеда. Кстати, вернусь поздно.

– В восемь утра?

– Что?

– Нет, ничего.

Таня знала, что означают эти слова. "Вернусь поздно". Всё то же самое, что и фраза "сегодня дома не ночую". Она грубо втоптала крем ложкой в бисквит. Враньё. К этому легко привыкнуть, когда происходит регулярно. Обман на пустом месте без особых причин. Но невозможно игнорировать, когда врёт тот, за кого ты переживаешь более всего. Смотра не было, Лёшу не взяли, заменили на другого, темпераментный танцор в который раз показал зубы. Все варианты сейчас подходили, и Таня не хотела разводить этот разговор.

Он же не скажет. От нервного импульса парень дёрнулся в комнату переодеваться на тренировку в спортзал.

– А чем до вечера займёшься? Может вместе куда-нибудь сходим? – торт в руках бывшей балерины начинал постепенно принимать волшебные формы. Плавающие движения ножиком, лопаткой и вот это уже готовый пейзаж с картин Айвазовского.

– Нет, сегодня не сходим. У меня сейчас тренировка, потом в училище мастер-класс, затем встреча с фотографом это до шести, поужинаю в ресторане и репетировать.

Иногда танцора звали на съёмки для рекламы и изредка танцора звали на фотосессии. Ведь с такой фигурой грех не снять. Но глаза голубые врали. Неприкрыто и легко. Он этим жил и дышал – врал без причины, приумножая значимость своей персоны. Перед любимой, которая и так его любила. Любила, поэтому молчала. Нелегко сдерживать злость, но Таня старается. Аккуратно убирает салфеткой излишки крема и вместо тяжёлых вздохов сминает полотенце в руках. Безжалостно, сильно. Глаза карие смотрят косо в сторону Алексея и в его адрес нечего сказать.

– Какие планы у тебя? Что интересного на Пушкинской?

– Иду гулять.

Танцор исказился в театральном изумлении.

– М-м-м правда? С кем?

Он отлично знал, что чаще Таня проводит время в одиночестве. Точнее сказать она всегда одна. И вопросы о её "прогулках" всегда задавались ради приличия. Вроде так мама с папой делают и это правильно.

– Встречаюсь с одним интересным парнем. Он художник. Будем гулять и пить кофе, – Таня вздохнула и ужаснулась, как легко её одиночные прогулки сменили содержание. Стало необходимым поскорее переключить внимание. На коробку из картона.

Алексей нахмурил лоб.

– Я его знаю?

– М-м-м вряд ли. Нет, точно не знаешь, – Таня мотнула головой и язвительно улыбнулась.

– Познакомить не хочешь?

– Зачем?

– Ну, ты моя девушка, могу я знать, с какими ты парнями дружишь?

– Нет. Это не обязательно. Я же не знаю, с какими примами дружишь ты.

Лёша фыркнул, двинувшись обратно в комнату.

– Малышка, всех балерин из театра ты прекрасно знаешь.

Таня пожала плечами. Действительно знает. Но это были не они, с кем свободные минуты проводит её парень. К слову он до сих пор не всех своих коллег знал по именам. И не всем говорил "привет", приходя на репетиции. Он был ровно так же холоден в театре, как и в ревности. Безразличен. Пуст и закрыт. И ни единого больше слова не скажет о том, где и действительно с кем крутит знакомства Таня. Это не его дело.

Его дело одеться максимально привлекательно. Из сотни брендовых рубашек надеть ту, которая лучше обтянет его плечи и прочертит линию талии. Сделать лучший выбор в запонках, брюках и туфлях.

Лучший выбор. Для Тани это был не "Армани" или "Гуччи", а алая или бледно фиолетовая лента на коробке с тортом. Тоненькая полоска, которую в короткий срок непременно сорвут.

Как и рубашку с тела танцора.

Он на мгновенье перестал проводить для себя кастинг шмоток и вернулся на кухню. И всё же, она первый раз за год с кем-то познакомилась.

– Наверное, я постараюсь вернуться домой раньше. Заберу тебя. Познакомлюсь с твоим знакомым художником.

В толстых стенах квартиры голос его был тяжеловатым, непривычным сейчас. Преподавательским. Таким, что Тане пришлось выпрямить спину и коротко кивнуть.

– Как тебе угодно.

Минута прошла и, направив взгляд в зеркало, танцор принялся приводить свою причёску в порядок, предварительно залив в глаза пару капель. Глазки должны блестеть, губы манить, причёска довершать образ. А ревность? Для живости. Она ненастоящая.

Там художник, понимаешь? Какой-то художник гуляет со мной.

Лёша выйдет стремительно из комнаты. Поправит у зеркала пряжку на ремне, сделает пару глубоких вдохов, чтобы удостовериться, что недобор в весе присутствует и это отлично. И ведь действительно, куда как не на тренировку отправиться в свежем классическом костюме. Только туда.

– Боже, парень, ты просто секс. Как же мне с тобой повезло. Раздевайся, останемся дома, расстелем плед на полу… – Лёша понижал голос, пока поправлял воротник. Всё это должна говорить Таня при каждом взгляде на своего Короля лебединых сердец, но речь и в его собственном исполнении была что водка с ликёром. Сначала холодно и сексуально, а потом горячо и мягко.

Таня закатила глаза, услышав звонок домофона.

– Алексей Нарциссович, дверь открой, пожалуйста. Это клиент.

– О боже… Проходной двор!

Прыснув ядом вместо ответа, танцор не спеша открыл дверь, с презрением окинув взглядом мужчину на пороге.