Мария Сараджишвили - Тринадцать месяцев

– А это куда тащишь? – возмутилась Вардуи. – Все по своему хочешь сделать. Есть у нас один стол в доме в зале. Все тебе мало.

– Зала не моя. А вдруг стол ваш повредим, вы ж будете ругаться.

– Не сахарная! Потерпишь.

Желанное личное пространство оказалось пустым звуком.

Как Иоанн Кронштадтский – рассказ автора. (Кусочек сценария)

Поймал Эрика на улице сосед Тазо по кличке «Лар». Его так прозвали, так как он ко всем пристает: «Одолжи лар до завтра». «Завтра» у него понятие растяжимое, теряется в необозримом будущем.

Так вот, зацапал он Эрика и говорит:

– Ты теперь женатый человек. Дай 10 лар. Очень нужно.

Эрик бегом к жене с аналогичным текстом:

– Дай 10 лар. Срочно нужно.

– У меня только пять, – отвечает «коробочка».

– Давай, что есть, – и его тут же на улицу, как ветром сдуло.

Вечером за чаепитием Мзия устроила супругу настоящий допрос:

– Куда ты дел мои пять лар?

Эрик честно рассказал, как было дело. И каково же было его удивление, когда он натолкнулся на полное непонимание лозунга «Спешите делать добро».

– Этого еще не хватало, чтоб здешние босяки у меня деньги списывали.

– Послушай, – пытался до нее достучаться Эрик, – в житии Иоанна Кронштадтского есть такой момент. Раз пришла к нему женщина: «Я, говорит, всю жизнь деньги собирала, хочу церкви пожертвовать. Вот три тысячи». Следом подошел к нему растратчик и говорит со слезами: «Батюшка, я пропил казенные деньги. Завтра меня будут судить». Иоанн Кронштадсткий тут же отдал эти три тысячи просящему.

Рассказчик даже смахнул непрошенную слезу от представленной в уме сцены. Потом вернулся к печальной реальности:

– Что же ты хочешь, женщина?! Я поступил, как Иоанн Кронштадтский.

– Что-то я ничего такого в житии не помню, – отрезала супруга. – Сам заработай, потом раздавай.

Ноябрь 2007. К свекрови пришла одна из невесток из другого двора, Наира – почесать язык пока мужа не было дома. Я подала кофе и печенья, кои предусмотрительно держала на случай дипломатических визитов мужниной родни. Экспериментов с самодельной выпечкой я избегала дабы не опозориться, так как вокруг все были специалисты высшего класса в этой области, плюс на опыты не было продуктов.

Наира была уже бабушка четырех внуков и из всех остальных жен других дядей Эрика считалась самой светской. Она работала раньше бухгалтером. Я ушла к себе, чтоб не мешать высокоинтеллектуальной беседе.

– Ну что, Вардуи, ты довольна невесткой?

– Ничего пока, Наира-джан, грех жаловаться, шустрая, уважительная, горшок мой выносить не брезгует. Одно плохо.

– Что? – затаила дыхание ее собеседница.

– Хлеб очень тонко режет. Я ей говорю: «Что, по рецепту так выдаешь?» Я ломтями люблю. И еще суп недосоленый у нее. На «вы» со мной говорит и с добрым утром каждый день заколебала меня.

Последовала успокоительная тирада на армянском, дескать и хуже бывает.

Свекровь перехватила инициативу в свои руки:

– Вот тебе, Нарин-джан, повезло с невесткой. Карина твоя – все при ней. И хозяйка, и вид есть. Не то что моя, даже не красится. И одевается как пацан. Амот (5) .

– Мы специально с мужем искали, все учли, сколько девочек пересмотрели. А ты о чем раньше думала?

Свекровь стала оправдываться и перечислять тяжелое экономическое положение. Дескать, пришлось согласиться на меня, как последний вариант.

– Иначе б вообще не женился. Как мужчине без жены быть…

Наира ушла потом восвояси. А Вардуи закурила сигарету и ударилась в воспоминания. Невестку она уважала за то, что не брезговала ею и вообще была человечная, не то что одна врагиня, чьей смерти она все не могла дождаться. Потом в красках стала описывать какой тяжелый характер у мужа Наиры – Дереника, как однажды он ее так избил, что жена потеряла ребенка. И по сравнению с ее мужем – покойником, у Дереника характер – просто «не дай Бог». А невестка Наиры, Карина, хоть и всем хороша, но очень уж быстро беременеет и кучу денег приходится тратить на аборты.

Я слушала эти марсианские хроники и думала, кто бы из русских классиков мог бы достойно воспеть все эти трагедии двух дворов.

Перейдя в статусе жены к Эрику, меня ждал ряд открытий. При ближайшем рассмотрении боговерующий супруг немного удивил меня некоторыми нестыковками с тем, кем он себя позиционировал. Эрик никогда не читал молитвенного правила, а на все предложения присоединиться к этому занятию, отвечал логично:

– Я и так всегда с Ним!

Посты он тоже никогда не держал в силу своей зависимости от общего котла. Но как только я создала ему условия поститься – принял их с удовольствием. Духовника он тоже никогда не имел. Соответственно, не причащался. Но при этом он закупал духовные книжки и ставил их на свои доисторические полки. Раз в квартал он иногда доставал что-то из этих сокровищ и, дымя сигаретой, почитывал страничку – другую и осмысливал кусочек текста, чтобы где-то кому – то потом блеснуть эрудицией.

При этом он обладал завидным незлобием и добродушием, до чего мне было далеко, как до небес. Что рядом с этим мои ежедневные бубнения? Да прах и пустота всяческая.

…На улице к Эрику относились своеобразно. Любили, как безвредного «карги бичи» (6) и использовали в своих многоплановых целях.

Время от времени в хибарке возникали соседи с улицы, которая была отнюдь не маленькая:

– Эрик, по-братски почини пылесос.

– У меня стиралка испортилась, программы не исполняет, а на мастера денег жалко. Почини, а?

– Эрик, тарелка Россию не ловит. Аба, быстро ко мне.

И он делал, чинил и паял. Вознаграждение за труды бывало чисто словесное либо в лучшем случае – шоколадка. Платить за труды никому не приходило в голову так как «он свой, ему ничего не надо!».

Вторая партия просителей приходила брать инструменты. Либо забывали вернуть, либо возвращали поломанными. Эрик только улыбался и отмахивался.

Ему и в голову не приходило либо вести хотя бы записи кто что взял, либо настаивать на починке. Заработав копейки, он первым делом покупал очередные инструменты, которые через пять минут могли исчезнуть в неизвестном направлении.

Я попыталась объяснить безрезультативность сизифова труда, но Эрик не понял, о чем я вообще и как можно жить по другому.

Теоретически жене не должно вмешиваться в дела мужа, но, понаблюдав этот богоспасаемый дрейф полгода, я решила заняться трудоустройством.

И довольно быстро нашла ему несколько мелких работ: где-то окна красить, в другом месте – обои клеить.

День теперь начинался с шума:

– Аба, быстро вставай, быстро одевайся, Завтрак на подносе у кровати. Люди ждут!